За несколько месяцев до того, 2 сентября 1959 года, писатель Илья Эренбург ответил через «Комсомольскую правду» студентке пединститута Нине. Измучилась Нина с инженером Юрием – только начнет поэта Блока читать, он ей: не ложись, говорит, поперек научного прогресса!
Э, Ниночка, да ваш Юрий подцепил где-то душевную целину, – примерно так поставил диагноз доктор Эренбург. Рецепт его был прекрасен и трогателен: развивать гармонию в личности пациента. Удалось ли Нине излечить этим способом друга Юрия, истории неизвестно.
Но 11 октября на подмогу инженеру Юрию подтянулась тяжелая артиллерия – инженер-подполковник Игорь Полетаев из НИИ Главного артиллерийского управления Минобороны (он же автор книжки «Сигнал» – об основах кибернетики): какая ж тут болезнь? научные горизонты – вот поэзия идей и разума, а вы вздыхаете, ах, Блок! ах, Бах!
Тут же поэт Борис Слуцкий – ба-бах. «Литературка» опубликовала его программное: «Что-то физики в почете. / Что-то лирики в загоне. / Дело не в сухом расчете, / Дело в мировом законе».
Вот тогда-то, в декабре 1959‑го, в Ленинграде и созывается Всесоюзное совещание для поэтической дискуссии: не хоронит ли товарищ Слуцкий поэзию, не сдает ли позиции? На это самое совещание и позвали Вознесенского – начинающему поэту надо набираться ума-разума.
Дирижировали дискуссией важные литературные вельможи: Леонид Соболев и Александр Прокофьев, будущий ругатель Вознесенского. От молодежи выступал Евгений Евтушенко. Павел Антокольский заклинал: Девятая симфония Бетховена и «Медный всадник» Пушкина круче космических ракет и рефракторов Пулкова! Как мы могли, как мы могли – сдаться без боя людям с логарифмическими линейками?
Польза, видимо, во всем этом была: инженеры и ученые в те годы стали чуть не самыми пылкими поэтолюбами. Познания в литературной области у технарей стали признаком хорошего тона. Но чего не хватало иногда зубодробительным дискуссиям – хоть капли юмора и самоиронии.
Напряжение снимали после официальной части. Дебютант Вознесенский был впечатлен:
«Совещание пило страшно. В мой номер набивались поклонники и молодые поэты. Они облевали весь номер. Меня, как рассадника, решили выгнать с совещания. Соболев был страшен и велик в гневе. Булат пошел, поручился за меня и уговорил их пощадить молодое дарование. В полночь вбежал ко мне поэт Аквелев. Он читал стихи, остался ночевать. А утром…»
Утром, как мы уже знаем, его опять выручил Окуджава. Да, тяжела была участь литераторов – особенно в дни таких вот ответственных совещаний. Впрочем, и по существу вопроса Андрюше в те дни тоже было что сказать. Для него важнее дележки на физиков-лириков вопрос – стоишь ты в жизни чего-нибудь или нет:
Кто мы – фишки или великие?
Гениальность в крови планеты.
Нету «физиков», нету «лириков» –
лилипуты или поэты!
В самом деле, куда масштабнее спора «физики или лирики» – альтернатива «лилипуты или поэты». Вот в 1958‑м похоронены добитые лилипутами Зощенко и Заболоцкий. Вот только что лилипуты топтали Пастернака. Вот триста ученых обратились с просьбой избавить науку от лилипутского мистификатора Трофима Лысенко – им поначалу уступили. Вот недобитые генетики приподняли головы. Вот реабилитированные кибернетики и прикладные лингвисты зашелестели… Все это ненадолго: и Лысенко лилипуты вернут, и кибернетиков поставят на место, и с Пастернаком не придут проститься.
