Ангел Горный Хрусталь. Избранное - страница 4

– Ты говоришь ночь, но это не ночь, вот это ты и называешь ночью.

По влажным листьям рододендронов скользит лунный свет. Серебряный туман клубится и ползет сквозь запахи сосны и можжевельника.

Камни.

Шорохи в траве..

Тревожный крик птицы.

Томление духа – удел темноты.

Неясный силуэт ступы на фоне звезд.

Слышишь?

Тает звук шагов на сокровенной горной тропе.

Вниз, в затихающие долины спускается невидимый в сумерках бодхисаттва Манджушри, читая мантры, поправляя по пути придорожные камни, вращая молельные барабаны. То пропадает вдали, то доносится вновь красивый голос Владыки Ясного Слова.

Спят паломники в Бодх-Гае,

а от древнего Махабодхи к парящему в облаках Толингу, огромному Пелкор Чёде и пречистому лотосу Пемаянгзе;

от Жунбу и Ташидинга к собравшему все счастье и благополучие Ташилунпо;

через серые земли Сакья к дремлющему у Брахмапутры Самье;

– катится великое Колесо Учения все дальше и дальше, обгоняя неторопливую череду веков…

Бодрствуют молодые адепты у магических знаков на седом граните, ждут – вдруг раздастся приближающийся цокот копыт и, обдав горячим дыханием мечты, дивный, белый Химават с сияющим на спине даром Ориона – огненным камнем Чинтамани, Сокровищем Мира промчится мимо.

Когда же, наконец, смолкает все вокруг, гаснет свеча и последняя травинка перестает дрожать, явственно слышу – горный хрусталь начинает говорить и Ночь нашептывает мне:

– Не спи, иди к свету.

Она торопливо проходит мимо. Все дальше и дальше на запад, вслед за заходящим солнцем в надежде увидеть его.

Слышишь?

Тихо плачет ночь.

На серых скалах капли росы.

Слезы светлой печали неразделенной любви.

Кто познал ее душу? Разе она так же темна, как и лицо?

Видишь?

Высоко летят черные птицы ночи. Нет, они не тронут тебя.

Есть ли хоть кто-нибудь кому они сделали плохо?

Там, далеко владения счастливчика Света.

Но мрака зависти нет.

Веришь?

Мириады звезд над Джомолунгмой, застывшими ледниками Лхоцзе, безмятежностью вод Тиличо, Бангонг-Цо, над всевидящими и загадочными глазами Боднатха невозмутимо взирающими на бестолково кружащийся в сансаре мир.

Мерцает Бетельгейзе над опустевшим шоссе через Таглунг. Колышутся священные тексты на Лунгта – по горным перевалам, под флагами пяти стихий без устали скачут Кони Ветра вдогонку за ускользающей от людей удачей.

Старинный потолочный вентилятор напрасно гонял перегретый воздух в тесной каморке, где я только что проснулся и где едва умещался жёсткий топчан, на котором провёл ночь. В высоко расположенное и узенькое окошко-бойницу заглядывало солнце и, судя по всему, день пребывал уже в самом разгаре. Помещение не походило на вчерашнюю монастырскую келью, но меня это не обеспокоило. Лама приказал для моего же блага принимать без излишних эмоций всякую новую данность. Я собрался, до хруста в пальцах сжав кулаки, как на тренировке с силой выдохнул: «Ху-у!» – и, открыв дверь, решительно вышел в коридор, где чуть не столкнулся с двумя идущими навстречу женщинами в красивых сари, с именными табличками сотрудников на груди.

– Это-о…

– Индия, штат Карнатака, – подсказала мне одна из них. – Тут Ашрам Небесного Милосердия, а там, – она указала рукой в сторону выхода, – Аравийское море. Вам нужна помощь?

– Всё в порядке, – пробормотал я.

– Вы, тем не менее, поосторожней с медитациями, не переусердствуйте, – сказала другая. – Меньше проводите время на открытом солнце, больше пейте. Кстати, я не припоминаю вас. Вы новичок?