Любой на её месте впал в бы панику. Но монашка ходила в лес, где дралась с медведицей за ягоды, сделала сапоги из ее медвежат, бобром срубила несколько деревьев, сделала себе избу и это только за субботу.
Крокодил сжимал челюсти и ускорялся. Ребра Юлии хрустели. Несколько секунд и можно было не заботиться о свержении сына Сатаны. Она полезла за пояс, достала самодельный нож из клыка вепря и камня и вонзила его в голову хищника. Сотни заряженных громким воплем пузырьков воздуха вырвались из ее рта. Юлия воткнула большие пальцы в глаза хищника и давила, пока те не лопнули, оставшись кровавыми шлейфами под водой.
Крокодил раскрыл пасть, дав жертве выбраться. Та поплыла вверх, сделала один вдох и нырнула. В крокодиле остался её нож. Монашка схватила зверя за хвост и потянула к себе. Охреневший от такого наглого нарушения законов дикой природы хищник клацал зубами, но впустую. Монашка схватила его за шею, сунула в пасть руку, взялась за торчащее там лезвие, второй схватилась за рукоятку и потянула на себя, разрезав верхнюю челюсть крокодила надвое.
Мужики рассказывали, будто видели, как Юлия, бывшая монахиня церкви, поднималась на берег. Вся в крови, с обгоревшим до костей лицом и мёртвым крокодилом на плечах, она направлялась к лесу. Последнему мужику, мимо которого она проходила, Юлия кое-что прошептала. Никто не знает, что именно это было за послание, но тот мужик тотчас упал на колени и заревел.
Спустя несколько часов она вошла в чащу леса и упала перед избой. Монашка подняла голову и увидела чьи-то ноги в тюремных штанах.
– Гутен таг, Юлья.
Вам никогда не испытать той боли, которую чувствует человек на необитаемом острове, каждый день видящий улетающую птицу.
С другой стороны, он не рожал…
Так или иначе мне тоже было больно. Простреленное крыло срасталось неправильно и (как оказалось позднее) полностью не раскрывалось. Это сильно не нравилось батюшке. В умах прихожан Бог виделся всемогущим, и в теории ангелы обладали схожим талантам (кровь не течет, летать может и т.д). Батюшка всеми силами опровергал это заблуждение на общих собраниях в церкви.
– Не смейте Бога всевышнего с ангелом сравнивать! Бог един, а ангелов вон скока! У Бога всевышнего кровь не идёт, а ангел рожден земной женщиной. Он наполовину человек, наполовину…
– Гусь! – крикнул узник из деревянной клетки. Тот нашёл способ как получать удовольствие от заключения – издеваться. Он привык есть сырую картошку, на угрозы плевал, а если кто-то пытался его вытащить, то он предварительно натирался картофельными очистками, выскальзывал из захвата попов и убегал.
Кто-то похихикал, но в общей сложности прихожане сдерживались. Тем не менее батюшка понимал, что в начале было семя, а затем дерево, но конкретно в том случае кроме как кинуть картошкой в заключенного ничего не мог.
– Наш ангел наполовину человек и настолько же божество. Он из плоти и крови и страдает как любой из нас. Нам надлежит защищать его, дабы в Судный день он защитил нас и проводил через райские врата.
Мы с Леонид Семёновичем лежали на чердаке и в реальном времени наблюдали, как сомнения проникают в толпу. Сверху это выглядело, как змейка на старом телефоне (Библия-эдишн, со Змеем Искусителем в главной роли), где съедобными точками были головы верующих. Те, кто перешептывался, сгибали склонялись. Это значило, что змейка их съела.
В рассказе про монашку была единственная достоверная деталь. Она действительно что-то прошептала мужику у рва. С того дня он больше ни с кем не говорил, порождая собой слухи. Я слышал разные версии. Монашка предсказала смерть мужика. Или доказала, что я – сын Сатаны. Мне понравилась та, где она назвала мужика педиком, и тот заплакал. Слабенький просто человек. В детстве обижали, вот и нервы ни к черту.
