Впервые он побывал в Харькове много лет назад, будучи еще студентом. Их компания тогда славно провела время на море в Алуште и, оставшись без копейки денег, пробиралась домой на электричках зайцами. Здесь, в старой столице им удалось подработать на разгрузке вагонов и до Питера они уже ехали с шиком в купейном вагоне. В городе они тогда не увидели ничего кроме дебаркадеров товарной станции. и на многие годы Харьков остался для него нагромождением грязных вагонов, переплетением рельсовых путей и промозглостью рабочей душевой. Побывавшие здесь до войны, рассказывали о зелени парков, чудесных переулках, вьющихся к реке, неожиданно забавных памятниках и уютных ресторанчиках на Сумской. Ничего этого он не заметил, трясясь в троллейбусе от сверкающего свежими заплатами здания аэровокзала: в глаза бросались лишь разрушенные пятиэтажки пригородов, заложенные фанерой окна домов, да обилие строительных лесов. И вот сейчас…
Главная площадь города, некогда считавшаяся самой большой в Европе, выглядит неважно и даже кажется меньше, она скукожилась. Университет вроде бы не пострадал и кое-где в здании уже вставили стекла, но глаза многих окон еще смотрят на площадь слепой фанерой. А вот правого фасада Госпрома больше нет и обрубки воздушных мостов торчат безобразными обломками арматуры. Да и сама площадь расчищена лишь наполовину, а на другую половину обезображена воронками, завалами битого асфальта и брусчатки. Наверное Богдан, назначив мне такое место встречи, хотел чтобы я увидел и устыдился, подумал Вадим. Ну что-ж, пожалуйста, я увидел и устыдился. Но где же он? Вроде бы договорились встретиться у выхода из метро.
– Привет! – прозвучало за спиной.
Вадим резко обернулся и поймал себя на том, что не знает, как здороваться с Богданом. Надо бы протянуть руку… Но захочет ли он? Черт побери, что ты несешь! Ведь там, в выжженном "Буратиной" лесу, он первый протянул тебе руку. К черту все сомнения! …Рукопожатие у Богдана оказалось резким, но не нарочито грубым. Первым делом он испытующе посмотрел на Вадима:
– Нам надо поговорить…
Это уже прозвучало по телефону и Вадим лишь пожал плечами: надо так надо.
– Я бы тебя сводил в какое-нибудь вкусное место, но ты же знаешь, у нас сейчас многое по карточкам.
– Не надо вкусного места – Вадим поморщился.
Он хотел пояснить, что во "вкусном месте" их разговор по-русски будет звучать диссонансом и вызывать косые взгляды, а ему только этого и не хватало. Но Богдану ничего объяснять не понадобилось.
– К тому же – хмуро пробормотал он – Нам там будет неуютно разговаривать.
– Понятно…
– Ты это… не надо… дай нам хотя бы пару-тройку лет, чтобы отойти… Ну, ты понимаешь?
В голосе звучали виновато-просительные нотки, было совершенно непонятно, за что он извиняется и все это было совершенно неправильно: и извинительный тон Богдана и его виноватый вид.
– Чушь! – чуть ли не выкрикнул Вадим – Я и сам не хочу!
В глазах Богдана появилось что-то среднее между пониманием и облегчением.
– Тогда может поедем ко мне? Жена у родителей в Одессе, дети с ней. Там нам никто не помешает.
Оказалось, что Богдан живет на втором, деревянном этаже старого дома, где-то на окраине. Они долго добирались туда вначале на метро, а потом на совершенно питерского вида трамвае. Всю дорогу они молчали: Вадим не хотел говорить по-русски в общественном транспорте, а о чем думал Богдан, осталось неизвестным. Только перед домом, показывая на окна второго этажа, Богдан сказал:
