Он поклонился.
– Рад слышать, Арнольд Георгиевич, – убрав Ауру, проговорил я мягко и вернулся в кресло. – Я очень рассчитываю на ваши связи и возможности. Прошу вас, начинайте подготовку. Чуть позже Софья Ивановна свяжется с вами.
Министр иностранных дел вежливо попрощался с нами и покинул кабинет.
Мы с Соней остались вдвоём.
– Впечатляет, дорогой, – улыбнулась она. – Сколько раз мне доводилось чувствовать твою Ауру, но до сих пор не могу привыкнуть к её мощи. Однако думаешь, стоит так давить на него?
– Если среди высокопоставленных чиновников остались люди Канцера, то чем больше подобных встрясок я им устрою, тем быстрее обнаружу их. К тому же теперь Воронцов будет втрое внимательнее, готовя для нас перелёт. Ведь служить Годуновым может не он сам, а кто-нибудь из его замов… Он должен это понимать – мужик умный. Да и вообще, – я хмыкнул, – скоро он и другие будут воспринимать заряд моей Аурой как божественную благодать!
– Ты, главное, не сделай из них Аурных наркоманов, – хмыкнула Соня. А затем посерьёзнела. – Ну? Кто полетит в Китай? И… Сразу ли полетит?
Я не стал сдерживать улыбки. Приятно, Форкх меня дери, что моя любимая женщина понимает меня без слов.
– Что? Неужели не догадалась? – хитро улыбнулась она.
– Догадалась. Но, наверное, всё-таки наполовину. Да, князю-регенту нужно сидеть в Москве, а не шастать по полям сражений. Но, знаешь, эсбэшникам рода Александрит придётся хорошенько потрудиться. Существует некоторая вероятность, что нам удастся вытянуть две крупные рыбы одним крючком.
* * *
Через три часа в этот же знаменательный день – пятнадцатого июля, мне сообщили, что Филипп Волков пришёл в себя.
Я поспешил спуститься в казематы, чтобы навестить друга.
Согласно моему приказу, его держали в лучшей камере. Она располагалась на первом подвальном этаже Кремлёвских казарм, в правом крыле, которое предназначалось для содержания родовитых заключённых.
– Ваше Высочество, – поклонившись, поздоровались со мной стражники.
– Вольно. Как Волков?
– Смотрит в потолок, ничего больше не делает, – ответил один из охранников.
Спустя полторы минуты передо мной распахнули дверь камеры. Перешагнув порог, я оказался в тесной прихожей. Держа автоматы наготове, охранники намеревались следовать за мной, но я велел им ждать снаружи.
– Ваше Высочество, но там не действует жи́ва! А вы даже не вооружены! Что если…
– Довольно, сержант, – перебил я стражника. – Выполняйте приказ.
– Есть, – буркнул он.
Дверь за их спиной захлопнулась, и я, пройдя по короткому коридору, оказался в гостиной.
Она была пуста. Однако я сразу заметил распахнутую дверь в смежную комнату.
Там, в спальне, на кровати лежал Филипп. Он даже не повернул головы в мою сторону.
– Привет, – проговорил я. – Ну как тебе апартаменты?
Волков ничего не ответил. Я сел на стул рядом с его кроватью.
– Брось, – тяжело вздохнул я. – Ты жив. Не мертвец. Это мертвецам дозволено играть в молчанку.
Скривившись, Филипп резко повернул голову в мою сторону, и…
Закряхтел!
– Проклятье… больно!
– А ты что ожидал? – хмыкнул я. – Было бы удивительней, если бы ты чувствовал себя как огурчик после яда и недели комы.
– Что я ожидал? – фыркнул он. – Ты знаешь. Уж точно не ожидал пережить ту ночь.
– Ой, не звезди, – отмахнулся я. – В том и дело, что я тебя знаю. Жить ты хотел и радоваться жизни. И, в общем-то, это ещё можно будет устроить, если всё сложится.
