«Замечательно… Из одного романа мы переместились в другой», – шевельнулась мысль, напоминая, что он еще жив. – «Скорее не так. Из одного сна я попал в другой», – он догадался, к кому его привела незабвенная близняшка утренней знакомой. И это был не карточный король. – «Ай да Белый Кролик, ай да сукин сын!».
Дело было вечером, гм, делать было нечего… Оставалось только достойно встретить новый поворот сюжета в этом грустном и не смешном «кино». Что он и попытался сделать, выдавив из себя, как можно точнее, цитату:
– Я думаю, что за эту шахматную партию, многие журналы отдали бы свой годовой гонорар… Его собеседник громко рассмеялся, демонстрируя свои великолепные зубы:
– Браво! У Вас хорошая память. И оригинальное чувство юмора, – едва заметная усмешка. – Что ж, я рад этому. Раз Вы не против, то, пожалуй, начнем. Или Вы желаете прежде немного подкрепиться?
Высоко поднятая бровь над левым, слегка прищуренным зеленым глазом, в то время как правый, бездонно черный оставался абсолютно холодным, показывала на столик:
– Не стесняйтесь. Там есть напитки, которые Вы при всех, допустимых человеческих возможностях, пробовать никак не могли. Если желаете – сигару, настоящая гавана.
Японцы были не дураки. Последовав их принципу – не терять лицо в любых обстоятельствах, а впрочем, что еще ему оставалось, при таком раскладе, он как можно более невозмутимо взял одну из плетеных бутылок и наполнил с трудом выуженный из тесноты себе подобных наиболее чистый бокал.
Вино на самом деле превосходило все, что ему приходилось пробовать до этого. С удовольствием, выпив его до дна, он еще минуту наслаждался сладко-горьким и одновременно терпким послевкусием источника истины (in vinous verities!), сделанного, судя по всему, в начале нашей эры, после чего перешел к следующему успокаивающему средству.
Аккуратно вынув из хьюмидора сигару, он слегка размял ее пальцами, вдыхая аромат отменного табачного листа, затем обрезал кончик найденной на столе же серебряной гильотинкой, и, чиркнув огромной каминной спичкой, раскурил.
Погрузившись в клубы дыма, успокоился, собрался, вернулся в себя и был готов выходить к барьеру.
«Сгонять партейку говорите…?».
Был черед его реплики. Недолго думая, быстренько выудил из памяти и озвучил следующую классическую фразу:
– Давненько я не брал в руки шашек, – Чичиков не Чичиков, но где-то рядом. Авансом извинившись, таким образом, за могущие быть не совсем адекватными ходы, он, уже более серьезным тоном, спросил:
– Каковы условия Игры?
Собеседник, внимательно наблюдавший за ним все это время, перевел взгляд на доску.
Красота рядов двух игрушечных армий еще не была нарушена антагонизмом борьбы. Фигуры выжидательно стояли на отведенных им правилами позициях, готовые ринуться навстречу судьбе. Последние секунды спокойствия и тишины перед схваткой. Мирное лето четырнадцатого года…
– Вы, наверное, знаете, что шахматы очень напоминают человеческую жизнь. Эти шестьдесят четыре клетки черных ночей и белых дней, о которых говорил поэт… А может быть, наоборот: белых ночей и черных дней. Все зависит от того, с какой стороны от игрока поместить изображение… Или зеркало, если использовать символику. Белые и черные фигурки перемещаются по этим клеткам, подчиняясь жестким правилам, не смея отступить от них, при этом каждая из сторон стремится к одной цели – нанести поражение противнику. В этом и прелесть – нельзя перешагнуть через рамки, надо довольствоваться ограниченным набором движений. Но в то же время в руках игрока – бесконечное число вариантов, и как закончится партия, никто не знает. Это целая философия, – собеседник с наслаждением выпустил густую струю дыма.
