Это было похоже на похороны. И все же на этот раз в обреченных афинских семьях появились какие-то слабые надежды. Люди связывали их с кудрявым, могучим и гордым молодым Тесеем.
Оказавшись на Крите, Тесей сразу же понял, что обильные жертвы, принесенные лично богине Афродите, приняты ею весьма благосклонно.
Чтобы убедиться в этом – Тесею было достаточно заметить на пиру красивую девушку из ближайшего царского окружения. Он поймал на себе ее восхищенный и гордый взгляд.
То была царская дочь Ариадна, которая приходилась внучкой для бога солнца, Гелиоса, беспрестанно бороздившего небо на огненной колеснице, запряженной четверкою самых буйных коней. Все поведение Ариадны свидетельствовало, что богиня Афродита уже внушила ей нежные чувства к приезжему гостю.
Пир для обреченной на съедение афинской молодежи, как обычно, устроил сам царь Минос. Он же и предоставил афинским юношам возможность поучаствовать в атлетических состязаниях, учрежденных в честь его погибшего сына, царевича Андрогея.
Очевидно, пир и эти состязания тоже тешили его царское самолюбие. Дескать, вот вы, какие ни есть молодые и крепкие, все, как на подбор, красавцы и красавицы, как ни хочется вам верить в собственную долгую жизнь, – а все же и вам придется погибнуть в самом ближайшем времени, как погиб и мой сын Андрогей…
К концу состязаний Ариадна смотрела на красивого приезжего юношу уже безмерно влюбленными глазами.
Во всяком случае – именно так показалось нашему герою.
И Тесей нисколько не обманывался.
Когда за ним и за его спутниками и спутницами, семеркой великолепных афинских юношей и такой же семеркой самых красивых девушек, закрылись тяжеленные ворота необозримого Лабиринта, – то в руках у Тесея оказался упругий клубок из ниток, врученных ему влюбленной в него царевной Ариадной.
– Закрепи конец нитки у входа в Лабиринт и продвигайся вперед, разматывая этот клубок. По этой нитке отыщешь обратный путь, – услышал он нежный голос, донесшийся до его ушей голос, исходящий неизвестно откуда…
Молодые люди долго блуждали в ходах-переходах, лишь кое-где освещенных бликами полумертвых светильников. Иногда их глаза натыкались на горы обглоданных прежде костей, иногда они различали на стенах брызги давней, уже крепко засохшейся крови. Всем им казалось, что кто-то, невидимый им, постоянно пугает их.
И вдруг их уши поразил неудержимо мощный рев.
Ощущение было такое, словно бы они наткнулись на разъяренное стадо быков, которое окружало их со всех сторон. Рев наваливался на них откуда-то с темного потолка. Он толкал их в спину, вылезал из невидимых щелей и клубился на каменном полу, мешая переставлять отяжелевшие ноги, и без того уже скованные неодолимым страхом и ужасом.
Тесей держался впереди их всех. Он надеялся на свой меч. Оглушенные ревом, ослепленные разящей темнотою, измученные явным ожиданием собственной смерти, спутники Тесея теряли последние силы. Они желали уподобиться каким-то бестелесным теням, хотели передвигаться без единого звука, безмолвно, неслышно для самих себя, – но и этого у многих из них не получалось никак.
Одежды их задевали невидимые в темноте выступы в каменных стенах, подошвы сандалий натыкались на торчащие из пола острые камни или же проваливались в неведомые и незаметные для них ямы. Девушки раз за разом всхлипывали, сдавленными голосами шептали что-то, умоляли лучше затаиться во тьме, замереть и дожидаться всевышней воли богов.
