* * *
После новоселья прошло, наверное, еще с полгода.
Теперь нас с ней разбросало далеко: ее общежитие было на окраине, я работала, телефона под рукой на работе ни я, ни она не имели, вечером до нее и вовсе было не дозвониться: один телефон на все общежитие; а если и дозвонишься – так ее там с четвертого этажа не дозовутся. Да и ежедневная суета, у каждой своя, отдаляла нас, тем более что работа у меня была интересная и я продолжала заниматься ею даже вечерами, а все Катино свободное время, как я поняла, теперь поглощали домашние хлопоты: в душе у нее будто открылся некий клапан, я и не ожидала, что в ней проснется такая неутомимая хозяйка. Без конца она что-то покупала, тащила в дом и все совершенствовала и украшала свой быт, так что и ей стало не до меня; казалось, жизнь разводит нас окончательно… Потом, спохватившись, что давно не слышали друг дружку, все же дозванивались и болтали чуть не по часу – пока ее там не прогоняли от аппарата. И то – не более трех или четырех раз за полгода. А встретились, по-моему, всего однажды: она заехала по какой-то надобности к матери, забежала на минуту к нам, и мы с ней по старой привычке проболтали весь вечер на кухне, причем на мой вопрос о «личной жизни» она, помнится, ответила хоть и уклончиво, но утвердительно: есть, мол, завелась такая… И – ни словечка больше; знаю эти девичьи страхи: как бы не перехвалить да не сглазить…
А почему разговор о полугоде? Да потому, что ровно через полгода после новоселья она ошарашила меня звонком:
– Поздравь: выхожу замуж!
– Катька, да ты что! – взревела я от радости за нее. – Поздравляю, милая ты моя! Когда свадьба?
– Вчера подали заявление. Ровно через два месяца теперь.
– Кто он, Катя? – был мой следующий нетерпеливый вопрос.
– Долго рассказывать! Принц, которого искала и, честно говоря, уже отчаялась найти. В общем, увидишь сама. Кстати, зову тебя своей свидетельницей на бракосочетание! Согласна?
– Ой, да ну что ты спрашиваешь – я так рада за тебя! Счастья тебе преогромного, ты его заслужила!.. – ну, и так далее: выразила ей миллион моих восторженных ахов и охов по этому поводу. Да ведь и в самом деле я была необыкновенно рада за нее и уж не стала терзать ее напоминанием: что она, интересно, теперь о них, о мужчинах, думает?
* * *
Свадьба получилась – лучше некуда, и я горжусь тем, что принимала в ее подготовке самое деятельное участие.
В ЗАГС ездили целой кавалькадой: два такси – одно для новобрачных и для нас, свидетелей, украшенное парой золоченых колец на крыше, с пупсом, лентами и гирляндами цветов на капоте; в другом – «сватовья»: родители жениха и Катина мама, разодетая по этому поводу в пух и прах; Катин братец Колька к этому времени уже обзавелся своим драндулетом, а потому тоже изволил быть на машине, да еще вез в ней Люську и свою кралю Софочку; еще какие-то машины были – в общем, столпотворение! Народу собралась тьма: Игорь, Катин жених, всего год как закончил техан, а потому друзей и одногруппников растерять не успел, и, кажется, все нагрянули; у Кати, само собой, друзей и подруг еще больше. В вестибюле ЗАГСа – не протолкнуться сквозь всю эту галдящую ораву молодежи, охапки цветов, горящие глаза, девичий писк, возгласы, объятия, поцелуи… Там же начали пить шампанское и кричать «ура» и «горько», так что директрисе заведения, чопорной седовласой даме, пришлось выпроваживать нашу компанию из ЗАГСа терпеливыми уговорами.
