И вот сидим за столом, пьем за нашу любовь и тихонько пьянеем; глаза его смотрят все ласковей, все мягче, все добрее.
– Ты знаешь, – говорит он доверительно и гладит мне руку, – вот только сейчас полностью поверил в нашу любовь. Честно скажу: когда вернулся – еще не верил. Прости меня за залеты, но, наверное, они тоже нужны, чтобы снова вернулось первозданное чувство…
– Да, милый, да, дорогой, – киваю ласково, но не верю: он это уже говорил мне когда-то. – Ты еще не знаешь, – говорю, – как я умею тебя любить! То все были цветочки; только сейчас я чувствую в себе страстную жажду, только сейчас готова по-настоящему доказать тебе свои чувства!
Он берет мою руку, целует запястье и тянет от стола:
– Так пойдем скорее в постель!
– Потерпи, милый, – говорю, – какой ты у меня торопыга! Давай выпьем еще по одной и пойдем! Не знаю, как ты, а уж я сумею тебе доказать свою любовь! – Наливаю ему еще, да пополней, и пьем с ним, а сама продолжаю: – Знаешь, милый, я читала недавно в одной из этих, как их, из бульварных газет: больше всего мужчина получает наслаждение, когда связан по рукам и ногам и женщина может делать с ним все, что хочет – любые сексуальные фантазии! Я ужасно хочу, милый, попробовать!
– Хм-м! – усмехается Игорь недоверчиво.
– Я давно хотела сказать тебе это, да стыдно – еще подумаешь что-нибудь нехорошее! Но я так, милый, по тебе наскучалась, что у меня уже всякий стыд пропал, – тороплюсь успокоить его. – Ты бы хотел такого бесстыдства?
– А что? Давай! – разгорается он.
– Так идем скорей!
Хватаю его за руку, тащу в спальню, сама нетерпеливо раздеваю его, достаю бельевую веревку, благо припасла ее, крепко вяжу ему руки-ноги, опутываю всего да приговариваю: «Вот так мы тебя и вот этак – как тебе будет сейчас хорошо со мной, какой праздник я тебе сейчас устрою!» А как обмотала всего – толкаю его тут же прямо на коврик возле кровати; он плюхнулся неловко на бок, улыбается, смотрит с недоумением: что это у меня за фантазия такая странная? – А я как садану ему в пах ногой! Правда, нога босая, но била взаправду. Он скорчился, воет от боли, кричит что есть мочи – ничего еще не понял:
– Ты что? Ты что?
А я его снова – и в пах, и по ногам, и по морде, и приговариваю:
– Вот тебе сексуальная фантазия! Получи удовольствие! Это вот – за то, что я мучилась, а это – за сучку, с которой ты спутался!
– Ах ты, дрянь такая, ах ты, садистка! Сволочь! Тварь! – вопит он, корчится, пытается защититься, а я все пинаю его и приговариваю:
– А это тебе – за «дрянь», а это – за «тварь», а это – за «сволочь»!
– Не буду я с тобой жить! Проклинаю день, когда тебя узнал!.. – орет.
– Ах, не будешь? – говорю. – Да я тебя просто убью сейчас – лучше молчи! Пусть отсижу – но я тебя забью, задушу! Я у тебя сейчас член отрежу и собакам кину! И подружке твоей глаза кислотой выжгу! Сдохнуть не сдохнет, но всю жизнь мучиться будет и помнить, как чужих мужей отбивать!
Била-била, устала бить; и он уже не в силах ни выть, ни орать, ни защищаться – только скулит тихонько, в крови весь: я ему в запале нос расквасила…Поднатужилась я, подняла его, завалила на постель, а он тяжеленный, и уже как кисель весь. Оттерла кое-как мокрым полотенцем от крови, сама легла рядом, глажу его нежно по волосикам, по лицу, по прочим, избитым, частям тела и приговариваю:
– Вот, милый мой, как я любить умею! Прости меня, злую дуру, но не могла я иначе! И не уйдешь ты от меня никуда, потому что судьба у нас с тобой такая – вместе быть и мучиться до конца! Потому что я и в самом деле тебя тогда убью! Ни тебе без меня, ни мне без тебя уже не жить! Потерпи, милый – боль пройдет, и снова мы с тобой будем вместе…
