Конечно, есть на той стезе и досадные мелочи: чиновная дисциплина, корпоративные ритуалы, канцелярщина вместе с ненавистными бумажками, необходимость носить строгую мину на лице… А куда денешься от этих нудных обязанностей и ритуалов? И на какой работе, скажите, их нет? Все, в конце концов, привыкают тянуть свою лямку; зато – сколько призов в итоге!..
Но насколько же неисповедимы пути человеческие, как они порою зыбки и непредсказуемы! Я и представить себе не могла, что в то самое время, когда, казалось, Катина жизнь предрешена – она у нее так круто изменится, причем именно в тот самый день, когда она сдавала последний экзамен в своей последней, зимней, сессии, и случится это совершенно случайно – потому только, что в том месте, где ее поджидал поворот судьбы, оказалась именно она, а не кто-то иной из ее группы!
Да в ней и самой ничто не дрогнуло, когда она вышла в тот день из аудитории, победно размахивая зачеткой, в которой красовалась очередная пятерка, и, не в состоянии тотчас уйти, еще возбужденная, что-то торопливо рассказывала трясущимся у двери однокурсницам, которым предстояло туда идти, когда к этой группе подошел сравнительно молодой еще, примерно Катиного возраста, мужчина и обратился именно к ней.
* * *
Почему именно к ней? Да потому, как мне объяснила потом Катя, а ей – сам этот молодой человек, что, идя по университетскому коридору, он просто обратил внимание на красивую женщину, а, всмотревшись, узнал ее, подошел и спросил, не вполне, впрочем, уверенно:
– Катя, это вы?
Она, еще не остывшая после экзамена, вперила взгляд в этого невзрачного сухонького, светленького, с ранними залысинками на висках молодого человека и ответила с вызовом:
– Ну, я! А что? – Мало ли, дескать, людей знают ее? Имя им – легион, но она-то не обязана всех помнить!
– Дюжиков Эдуард Семенович, – скромно представился молодой человек. – Не помните? Десять лет назад; горком комсомола.
– А-а! – кивнула она, всматриваясь и теперь припоминая его… Да, было: пока работала прорабом – ходила на своей стройке еще и в комсомольских секретарях, и время от времени ее приглашали в горком комсомола на семинары. Но все это осталось в далеком-далеком прошлом, а сейчас перед ней стоял тот самый бывший горкомовский секретарь Эдик Дюжиков, который как раз и организовывал когда-то идеологические семинары, «подковывая» Катю вместе с прочими секретарями; при этом она узнавала его с трудом.
– Да-а, многих время не красит, – видя неуверенную Катину реакцию на него, с кислой улыбкой заметил Дюжиков, тронув ладонью свои жидкие волосики. – Зато вы, Катя!.. Время работает на вас – вы такая красивая стали!
– Спасибо, – со смиренным достоинством приняла она комплимент. – Вы что, здесь преподаете? Или учитесь?
– Ни то, ни другое. Я тут по делу, – скромно ответил Дюжиков. – А вы, как я понял, пятикурсница с юрфака?
– Да, – кивнула она.
– Тогда именно вас мне и послала судьба! – с воодушевлением заявил молодой человек. – Ищу пятикурсников, и мне назвали эту аудиторию. У вас есть время меня выслушать?
– Конечно! – охотно ответила она: ей как раз не хватало болтовни со свежим человеком, чтобы отвлечься от только что сваленного экзамена.
– Тогда пойдемте, найдем тихий уголок и потолкуем, – сказал он и, осваиваясь рядом с ней, вежливо взял ее под руку и повел по коридору, уводя от сокурсниц, которые уже навострили ушки, вслушиваясь в разговор.
