Антимужчина (сборник) - страница 64

– Катя, брось эти торговые замашки – лучше занимайся как следует, читай, приучайся к усидчивости, к работе за письменным столом!

– Но я же не могу жить без денег! – оправдывалась она.

– Вы ж договорились с Игорем, что он будет тебя содержать!

– Не хочу я брать у него – я привыкла иметь свои деньги!..

Но дело, как я понимала, еще и в том, что ее моторный темперамент не выдерживал терпеливого сидения на месте, долгих кабинетных и библиотечных занятий, длительного умственного напряжения; он постоянно требовал от нее беготни, движения, суеты; слишком она привыкла быть среди людей: чтобы непременно кругом стоял галдеж, толчея, торг… Как ей будет трудно вживаться в юридическую работу! – беспокоилась я и тихонько капала ей на мозги: «Завязывай с базарными делами! Хочешь подрабатывать – ищи приработок в юридических конторах!..»

И, в конце концов, она вняла мне – или сама поняла, что пора приобщаться к практической юриспруденции? А потому на время летних каникул после третьего курса устроилась делопроизводителем в райсуд. Из всех видов юридической деятельности ее больше всего влекло судопроизводство: ей казалось, что именно оно и есть самое живое дело, с головой в него окунулась и – столкнулась с неприятным открытием…

Пока она изучала историю и теорию права на лекциях и семинарах, ей казалось, что судопроизводство – это увлекательное знакомство со сложнейшими, запутаннейшими делами, которые надо блестяще распутывать, и юрист, берясь за них и вступая в интеллектуальную схватку с преступным миром, с помощью собственного ума и знания законов должен выйти из схватки победителем, срывая аплодисменты, беря на себя приятный груз популярности и внимания журналистов… А на практике оказалось, что судопроизводство – это, в первую очередь, однообразная, бесконечная, изо дня в день возня с пыльными прошнурованными папками, с сотнями, с тысячами страниц, каждую из которых надо беречь и внимательнейше изучать; это, кроме того, бесконечное писание бумаг; это подобный бухгалтерскому педантизм, которого сама Катя терпеть не могла (именно поэтому она, по-моему, и прогорала на рынке); это точное знание статей, параграфов, пунктов и подпунктов постоянно меняющихся законов, указов, постановлений, уголовного и прочих кодексов; это скучные, унылые кляузные дела бабушек против внуков и внуков против бабушек, сестер против сестер и братьев, мужей против сбежавших жен и жен против бросивших их мужей, это бесконечные дела из-за двух-трех квадратных метров жилья, десятка квадратных метров земли, из-за неподеленных ковров, диванов, столов и стульев, дела, обличающие жадную, скаредную, завистливую – подлую и убогую, одним словом, – душу человека, его духовную нищету и серость. У Катерины иногда так и чесался язык сказать каждому из этих злобных мужиков, жадных теток, беспардонных, циничных юношей – всем этим жлобам, зачастую хорошо одетым, с золотом на пальцах, приехавшим в дорогих машинах, готовым разжиться лишней тысчонкой за счет родственника или родственницы, товарища, любовника или любовницы, делового партнера, безжалостно и бесстыдно обманывающих, подсиживающих, обирающих один другого: да отдайте вы, – чесался у нее язык сказать, – этот пыльный ковер или диван, отдайте это несчастное золото или эти деньги, подарите два или три квадратных метра или комнату бедному родственнику или родственнице, которой некуда деться, оставьте в покое вашу несчастную жертву – сберегите свою совесть и душевное здоровье!.. Однако ничего такого сказать было нельзя, раз ты взялась тянуть лямку юриста, тем более что лямка эта сулит безбедное существование и статус солидного члена общества – юрист да будет бесстрастен: судить должен не человек, а закон, а ты – лишь послушное его орудие!..