А потом думаю: да ведь уже три недели прошло, как она бросилась исполнять свой план, чуть ли не клянясь, что стоит ей шевельнуть пальцем – и Воронцов в кармане. Три недели!.. А ведь в любовных делах все решается даже не днями – минутами: горячий взгляд, случайное слово, душевный порыв… Хотя кто знает… Я даже заподозрила: уж не сам ли он ведет с ней игру, ловя ее на ее же порыве?.. Так что еще неизвестно, кто там игрок, а кто – жертва! Выстоит наш славный политик – или нет? Во всяком случае, хороший тест на интеллект и стойкость ему предстоит…
Мне-то бы как подруге подсказать ей, чтоб хоть не кидалась безрассудно: поймают на крючок, как рыбешку, – да только ведь, с моими-то подсказками, это уже не поединок будет, а облава с красными флажками.
И, потом, мне надо было еще характер выдержать.
Прошел февраль, март, апрель, уже и долгие майские праздники пролетели, а мы с ней так и не встречались, не перезванивались, даже не сталкивались случайно в университете, благо наши факультеты в разных корпусах. Да ей, видно, и некогда было разгуливать по корпусам – слишком много на нее тогда навалилось: дипломная работа, какое-то там секретарство в горячо любимой партии, да еще задача уложить с собой Воронцова.
Только не слышно, чтобы у него что-то в личной жизни изменилось: уж слухи-то бы, как ни осторожничай, поползли; мимо журналистской братии такой сногсшибательной новости не проскочить – обмусолят…
Но наше университетское пространство настолько тесно, что, находясь в нем, невозможно хоть время от времени не сталкиваться нос к носу. Так что и мы с Катей однажды – кажется, уже в середине мая – столкнулись в одном из коридоров: не разойтись.
– Приве-ет! – улыбаясь во весь рот, остановилась она передо мной.
– Привет, – сдержанно, но отнюдь не холодно, готовая к продолжению диалога, ответила я.
– Чего не спросишь, как у меня дела? – продолжает она улыбаться.
– Ну, и как? – спросила я.
– Поздравь: только что свалила госэкзамен по специальности! На пятерку! – ее распирало от ликования.
– Поздравляю, – улыбнулась я ей.
– Через неделю еще один, и всё. А еще через неделю – защита дипломной. Придешь?.. Приходи, Тая, а?
– Ну что ж, раз зовешь – приду, – пообещала я, продолжая улыбаться – уж больно смешил меня ее задор: вот, мол, я какая – добилась своего, и у меня теперь будет университетский диплом! – и в то же время робость: а вдруг не признаю ее за ровню? – а потому, чтобы уж не дразнить ее, добавила, окончательно рассмеявшись: – Конечно же, обязательно приду за тебя поболеть!
– Тайка, милая, знала бы ты, как я по тебе соскучилась! – прямо-таки взревела она радостно, дождавшись моего смеха, и не удержалась – порывисто распахнула объятия и с неимоверной силой стиснула меня. – Не дуйся, не сердись – не стоят они наших с тобой отношений!
– Катька, ну что за телячьи нежности! – совсем как прежде попеняла я ей, бесцеремонно отталкивая от себя. – Ты обедала? Пойдем-ка лучше пообедаем, да расскажешь о своих делах!
– Да я… в библиотеку: сдать вот, – замялась она, хлопнув по туго набитой сумке. – Ах, ладно, пойдем! – махнула она рукой, зная, куда я ее зову: я иногда приглашала ее обедать в преподавательской столовой, где лучше готовят, чище обслуживают и нет толкучки, и она охотно принимала мои приглашения… И уже когда сидели за столиком, я не преминула спросить ее:
– Ну, и как поживает господин Воронцов?
