Мария покладистой поначалу казалась, но что—то скрытое оставалось, внешне незаметное, внутреннее, а потому неочевидное. Вроде бы и улыбчивая, спокойная, но цену себе знает, да так, что и не поймёшь сразу. Достойно держится, мягко согласится, а недоговорённость чувствуется, зависает недосказанностью, которая обязательно даст себя знать.
Противоречиво.
Николай такой расклад не сразу прознал – бесшабашный он, лёгкий, не проблематизировал никогда, да и некогда ему стало, как семейным заделался: жизнь по—другому пошла, рассчитывать не на кого, не на родителей же – стыдно.
Доставшееся от отца хозяйство занимало небольшое пространство, частично примыкало к дому, похожему на усадебный, в то время как другая, большая часть, располагалась на опушке леса. Только застать его там можно не всегда: пасека в пятьдесят ульев регулярно перемещалась по округе: то она в поле, то на берегу речки—переплюйки, а порой и вообще за оврагами, не найти сразу. Отсюда и мёд у него разный: гречишный, акация, разнотравье, донниковый, липовый и так далее, от того зависело, как пчёлы поработают. А потом – медогонка, что сам сделал, вручную прокрутил – и на рынок, да в шинок соседний, где его в еду добавляли, повар местный дело своё знал. Что оставалось, соседям раздавал, тем что победнее, да поприветливее. Уважали его за широту души, за открытость, только длилось такое взаимное понимание недолго: как оказалось, не помнят люди добра, выпадения памяти случаются, а как другая жизнь началась, так забывчивость и вовсе одолела, хоть плачь!
Началось всё с того, что с коллективизацией как—то не заладилось. Насильно вроде никого не принуждали обобществляться, но ограничения разные возникали – и со сбытом сельхозпродукции, и с закупками, и многим другим. Бумажки там разные теперь требовались, разрешения, подписи. И в город теперь сразу не переберёшься, если кому жизнь такая не по душе, так как требовалось паспорт новый выправить, а для того нужно получить согласие всеобщее на сельской сходке, собранием теперь называвшееся.
Поначалу происходившее Николая не коснулось: гнал себе мёд потихоньку и гнал, на рынок возил, где можно купить всё, что душе угодно, либо обменять на продукты необходимые. Только продукты начали понемногу пропадать – результат объявленной новой властью продразвёрстки, которая аккурат на неурожай пришлась.
Зерно изымалось повсеместно, городу оно нужнее, оставляли только семенной фонд (на будущую посевную), а потом и его забрали – мол, знаем мы вас, припрятано небось, так что обмениваться стало затруднительно, ибо не на что.
На возражения сельских тружеников новоявленные Навухудоноссоры, посмеиваясь и поскрипывая кожаными куртками, неизменно отвечали:
– Знаем мы вас, беднотой прикидываетесь, а сами жируете тут, пока пролетариат загибается.
Вот тогда и решили всей семьёй перебираться в город, скорняком или портным заделаться, благо опыт, хотя и незначительный, от отца перенятый, имелся. Оставалось с формальностью небольшой разобраться – паспорт получить.
Собрание проходило прямо на улице, собралась добрая половина села, беды ничто не предвещало: Николая знали как рачительного хозяина, Марию любили по—прежнему, дом в порядке содержался, чистота кругом, прибрано на дворе всегда – не придерёшься. Правда, был звоночек один, но Николай тому значения не придал.
А дело в том, что председателем колхоза избрали самого бедного и никчемного односельчанина, прозванного Мишкой—муравьедом (потому как завалится где—то отсыпаться, так всего его муравьи и облепят). Почему бедняка – установка такая вышла: в правление никого из зажиточных не звать, всё растащат по своим углам, а как прокладывать новую дорогу в светлое будущее? На тот факт, что слыл он горьким пьяницей и бездельником, никто внимания особого не обратил: оговор сплошной, языки злые, мало ли что брешут кулацкие подголоски. Николая же отнесли к крепким середнякам, а их вроде решили не трогать, чтобы совсем село не разорить, тут другое указание. Страну кормить надо, не всё же на помощь заморскую, неожиданно объявившуюся, рассчитывать (вот уж чего не ждали). «Лад и согласье – первое в колхозе счастье», гласила новая пословица, официальная.
