– Давайте с самого начала, – сказал следователь, – рассказывайте все по порядку.
Олег заговорил:
– В понедельник утром я получил в суде приговор, а потом меня вызвали в партию, где устроили свой суд. Следа от инъекции наша врачиха не нашла, поэтому в мою легенду поверили. А когда все разошлись, Иван Иванович сказал, что скоро даст мне очень важное поручение, но перед этим я должен пройти проверку.
– Да, – кивнул полицейский, – мы говорили с Вами о возможности такого развития событий. Секретарь антиваксеров любит подобные шутки. Хотя странно, что он решил устроить проверку именно Вам.
– Ничего себе шутки! – воскликнул Олег, – ведь он велел мне убить Бабушкина!
– Вот это уже необычно, – согласился Антонов, – как правило роль людей, которых требуется ликвидировать, исполняют сами члены партии.
– Да, Вы говорили, я помню. Я даже расстроился, когда услышал его имя – думаю, неужели Андрей Николаевич состоит в партии антиваксеров, этого не может быть!
– Вам то, что переживать, Вы же сами оттуда?
– Ну просто я его знаю, он живет, то есть жил, недалеко от меня, на соседней улице. Когда Зарю эту снова начали выпускать, я все думал – какой талантливый человек, хоть и враг, но достоин уважения! А он вдруг оказался предателем…
– В жизни и не такое случается, – успокоил Кузнецова собеседник, – продолжайте, Олег Спиридонович.
– Так вот, вчера в десять вечера мы пришли к нему в подъезд, надели маски, перчатки, Штык позвонил в дверь…
– Штык это кто? —перебил следователь.
– Не знаю, робот какой-то, совсем недавно в партии. Его отправили вместе со мной на дело, мы вдвоем пошли к Андрею Николаевичу.
Полицейский что-то записал в ежедневнике, Олег продолжал.
– Бабушкин открыл, Штык его оглушил и потащил в зал. Там привязал к стулу, рот заткнул кляпом, – Олег вспомнил себя самого в таком же положении во время партийного суда, и у него сердце защемило от внезапно нахлынувшей жалости к Андрею Николаевичу.
– Я прочитал приговор, потом Штык дал мне пистолет, – тут агент неожиданно заревел, а слезы ручьем потекли у него из глаз.
Майор подождал, пока истеричный киллер затихнет, протянул ему пачку салфеток, чтобы тот вытер слезы и высморкался, и заговорил:
– Все правильно. Я же Вас об этом предупреждал. Пистолет то незаряженный. Таким образом в партии отбирают кадры. Если не смог выстрелить, значит и дальше будешь ходить на митинги и строить карьеру пушечного мяса. А если смог, то тебе можно доверить дела поважнее.
– Они что, всех так проверяют? – изумился Олег.
– Да нет конечно, только тех, у кого, по их мнению, есть перспектива.
– Да ну, какая у меня может быть перспектива? – Кузнецов даже засмеялся и махнул рукой, несмотря на трагизм ситуации, – я же дурак!
– Возможно, – дипломатично сказал следователь, – зато Иван Иванович не дурак, и он хорошо умеет разбираться в людях, а значит что-то такое в тебе разглядел. Но давай уже, заканчивай рассказ, не томи.
– Я взял пистолет и нажал на спуск! Он щелкнул, а Бабушкин умер, – тут Олег снова заревел.
– Как умер? – полицейский даже подскочил на стуле, – пистолет выстрелил?
– Нет, – сквозь слезы проговорил незадачливый убийца, – просто щелкнул, а редактора, наверное, инфаркт от страха долбанул.
– Вот видишь, – машинально сказал майор, шокированный услышанным, – ты в нем сомневался, а он совсем даже не предатель!
– Не предатель, – согласился плачущий Олег.
