- Месяц, считая от сегодняшнего дня.
- Мало! Три. Хотя бы три.
Она что, торгуется?
- Месяц, госпожа Анжелика!
- Сам потом будешь локти кусать, когда окажется, что я не знаю чего-то важного, а ты со мной опозоришься, - и добавила издевательски: - Монсеньор.
- Через два месяца свадьба сестры его величества, принцессы Маргариты. Я должен быть там с женой!
- А будешь с невестой, что мешает?
- Свадьба должна упрочить моё положение, ваше, к слову, тоже.
- А ты, я смотрю, готов жениться хоть завтра, да? – усмехнулась она как-то очень уж нехорошо. – Вот представь – завтра. Я, такая, говорю тебе «да» при всём честном народе. Кстати, свадебное платье-то есть? Я оказываюсь идти замуж без свадебного платья, и фаты на три метра, и белого коня.
- Анжелика…моя племянница собиралась выходить замуж в том же платье, в котором была в день помолвки. После смерти отца она была в трауре.
- Вот! Ещё и траур! На тебя посмотрят, как на кусок идиота. Скажут, не утерпел, на родича покойного наплевал. А что там, сколько ждут-то нормальные люди?
- По-разному, бывает, что и не ждут, - сказала Антуанетта.
Вообще она права, конечно.
- Хорошо, месяц с половиной, - пусть так.
Может быть, за тот месяц с половиной она покажется ему более привлекательной?
- Ок. И про платье и всю положенную хрень к нему не забудь. Но ты, или кто там, кому ты скажешь, отвечает на все мои вопросы. Я жила совсем в другом всём, сечёшь, нет? В другом доме, ела другую еду, носила не эту вот маскарадную херомантию, как у вас тут, а нормальную удобную одежду. И в жизни у нас всё было устроено по-другому.
- Это разумное требование, госпожа Анжелика.
- И ещё. А если откажусь – ну, быть этой вашей девицей де Безье?
- Вы умрёте, - быстро ответил Анри.
Вот ещё, слушать капризы этой невыносимой девицы!
Она помолчала немного, потом кивнула.
- Ок. Уговорились. Я буду Анжеликой де Безье. Давай руку.
- Что? – не понял Анри.
- Руку, говорю, давай.
Он протянул ей правую руку, она взяла своей правой рукой. Ладонь у неё была твёрдая, ничуть не похожая на мягкую ладошку той, покойной Анжелики.
- И что теперь?
- А теперь разбей, - кивнула Орельену.
Тот не понял сначала, но потом догадался, что она от него хочет, и разбил их рукопожатие ребром ладони.
- Что за странный обычай? – поднял брови Анри.
- Так делают, когда что-то важное, - сообщила Анжелика.
- Хорошо. Но вы должны следить за собой, начиная с сегодняшнего дня. Я допускаю, что вы могли быть привычны к более вольному содержанию, чем то приличествует благородной девице. Но теперь ни у кого даже и мысли не должно возникнуть, что вы способны не только вольно разговаривать, но и утратить целомудрие.
- Что? – вытаращилась на него девица, а потом как захохочет!
- Что с вами? – холодно поинтересовался Анри.
- А губу закатать не хочешь? Целомудрие! Три раза! Да я давно не девственница.
Что? Анри подозревал, что вытаращенными глазами и разинутым ртом похож на выброшенную на берег рыбу, но не мог поделать с собой решительно ничего. Она – не – девственница?
- Ты б сразу сказал, что девственница нужна, я б домой пошла, - сообщила она.
Тьфу. Антуанетта смотрит в полном ужасе, Жан-Филипп и Орельен хохочут не хуже этой девки, служанка Жакетта стоит у двери и прикрыла глаза.
- Благодарю вас за компанию, госпожа Анжелика, - и это было всё, на что он оказался способен, прежде чем встать и выбежать наружу.
И даже не посмотрел, пошли за ним друзья или нет.
