Третий кавалер Вениамин Иванович оказался подающим большие надежды местным актером и более везучим, нежели предыдущие два ухажера. Он с детства любил книги и читал все подряд. Интересовала его и этимология слов и выражений русского языка. И ответы на проверочные вопросики, которые Ольга Николаевна невзначай, как бы случайно, задавала при прогулках по городу Вениамину Ивановичу, были успешны и вполне удовлетворяли женщину. Актер знал происхождение множества общеупотребительных слов и выражений, как то: трус, прелесть, сволочь, врач, подлец и т. п. А поэтому свадьба была предрешена.
В дальнейшей актерской карьере Вениамин Иванович не преуспел, поэтому со временем все более активно прикладывался к бутылке и участвовал в театральных попойках после сыгранных спектаклей. К сорока годам он уже превратился в совершенного пьяницу. Тем не менее, Ольга Николаевна его не бросала, верила в талант мужа, верила его бесконечным обещаниям бросить пить и взяться за ум. Родила ему двоих детей, мальчика и девочку, напрасно надеясь, что дети образумят супруга, и он покончит с кутежами.
В возрасте пятидесяти двух лет Вениамин Иванович неожиданно скончался от диабета.
Дети выросли, завели свои семьи, и уже не требовали большого участия в их жизни.
А Ольга Николаевна увлеклась чтением книг о русских поэтах и писателях. Например, ее очень интересовала история дуэли Пушкина с Дантесом. Когда на эту тему Ольга Николаевна перечитала все, что смогла отыскать, то взялась перечитывать поэзию Александра Сергеевича. И однажды ей на глаза попались строки:
«Могилы склизкие, которы также тут
Зеваючи жильцов к себе на утро ждут».
Почему-то эти строчки взволновали ее. Они что-то напомнили ей. Но что? Вспомнила, вспомнила, что это ее кавалер Николай Петрович говорил ей слово «склизко». Так, оказывается, у Пушкина тоже употребляется это словечко?
Ольга Николаевна заглянула в словари, наведалась даже к Ушакову и Далю. Ей стало худо, паршиво и скверно на душе. Оказывается, слово «склизко» – вполне литературное? Ах ты, боже мой! Как же ты, учительница русского языка, так опростоволосилась? Какая же ты была молодая дура? Вот так, из-за какого-то пустяшного словечка, из-за абсолютной чепухи, сделать из мухи слона? Ты, может, Ольга Николаевна, жизнь себе разрушила? У тебя, может, и жизнь по-другому бы сложилась? Более счастливо. Николай Петрович, хороший человек был, любил, наверное, тебя. Да. Ведь точно любил. И Ольге Николаевне стало казаться, что и она любила когда-то Николая Петровича.
Ольга Николаевна подошла к серванту и достала бутылку пятизвездочного армянского коньяка. Затем выпила несколько глотков обжигающего напитка прямо из горлышка в надежде заглушить поднимающееся в душе чувство непоправимой утраты и горечи.
Городок Миллерово в первой половине шестидесятых. Напротив железнодорожного вокзала – маленький двор. Во дворе – война.
– Тра-та-та, тра-та-та, – веснусчатый Валерка плотно прижимался к траве за кустом золотой колючки, стараясь избежать воображаемых пуль, и стрелял из свежевыструганной палки, изображавшей из себя немецкий «шмайсер».
– Бах-бах-бах, – круглолицый Сашка отвечал одиночными выстрелами из пластмассовой винтовки, прячась за мелким терновником.
– Так нечестно! Я попал, ты убитый – падай и больше не стреляй! – вопил на весь двор «фашист» Валерка.
– Нет, я только ранетый, – не соглашался «красноармеец» Сашка. – Потому я героически сопротивляюсь. Понял, Валерка?
