– А ты сейчас работаешь с Андреасом? – Кристина слегка нахмурилась, но, видимо, не в связи с вопросом, а в связи с только что замеченной погрешностью в маникюре.
– А что? – засмеялся он. – Есть ощущение, что я уже слетаю с катушек?
– Я вообще за тебя переживаю. – Она вздохнула, отрывая взгляд от ногтя. – Ты постоянно один. Одиночество само по себе стрессогенный фактор. А у тебя еще и опасная профессия.
– Ты была бы спокойнее, если бы меня удалось женить? – спросил он.
– Смотря на ком, – философски заметила она.
– С другой стороны, в одиночестве много преимуществ, – сказал он.
– Для меня да. – Она подвинула к нему пустой бокал.
Он вылил в бокал остававшееся в бутылке вино и, предвидя новую волну неодобрения за соседним столиком, протянул руку и погладил кожу в вырезе ее блузки. Она накрыла его ладонь своей и приспустила ее пониже.
– Я прошу счет? – спросил он.
Она кивнула. Он отнял руку и жестом подозвал официанта. Мужчина и женщина встали из-за соседнего столика и направились к гардеробу, словно торопясь уйти раньше них.
– О чем, ты думаешь, мне стоило бы поговорить с Андреасом? – поинтересовался он, набирая пин-код на платежном терминале.
– О гробницах? – предположила она.
Терминал удивленно вздрогнул в руке официанта.
– О завороженности травмой, ты хочешь сказать? – уточнил он.
– Об овердрафте на банковском счете, – насмешливо сказала она.
Терминал коротко прожужжал и выплюнул чек.
– На моем счете не бывает овердрафта, – гордо проворчал он. – Я образец стабильности и благоразумия, рыцарь ордена постоянства.
– Чем знамениты рыцари ордена постоянства? – спросила она, поднимаясь и поправляя юбку.
– Они не любят неожиданностей, неплатежеспособности и перемен. – Они прошли в гардероб, откуда уже исчезли их неразговорчивые соседи. – Их священная задача – сохранить мир таким, какой он есть. Статус-кво – их абсолютная ценность.
– У тебя нет лошади. – Кристина опустила руки в рукава пальто, и он накинул его ей на плечи. – Значит, ты не рыцарь.
– Хочешь быть рыцарем, веди себя как рыцарь, вот и все. – Он наклонился и поцеловал ее в висок. – А если хочешь свежего хлеба на завтрак, нам придется заехать в магазин.
Вдохнув ночного воздуха, Кристина снова расслабилась и обмякла. Он подвел ее к машине, держа за плечи. Кристина зевнула. Откуда-то послышался бой часов.
– Для каждой Золушки когда-то бьет ее полночь, – сказала Кристина, прислоняясь к двери. – И наступает момент истины, когда за внешним обличьем впервые проступает неконгруэнтное содержание.
– Давай постараемся прокатиться в этой тыкве еще полтора километра, – предложил он, усаживая ее на переднее сиденье. – Не встретив ни одного сотрудника Госавтоинспекции.
– Все сотрудники Госавтоинспекции уже спят. – Она снова зевнула.
– Кроме тех, которые нет, – добавил он.
К тому времени как он сел за руль, Кристина уже приняла привычную форму клубка. Постоянство, очевидно, было не только его ценностью. Он включил зажигание и съехал с бордюра. Полночная Маросейка сияла огнями витрин, фарами автомобилей, экранами телефонов, фонарями и звездами.
* * *
В полосе света, упавшей в прихожую из приоткрытой двери, сначала мелькнули задние лапы и хвост. Потом в темноте что-то стукнуло. Они вошли в квартиру и зажгли верхний свет. Пантелеймон сидел на консольном столе возле лампы, ненавязчиво афишируя собственную декоративную ценность. Под столом на полу валялась ложка для обуви, признанная негодной самозваным дизайнером по интерьеру.
