Повинуясь этому взгляду, он поднялся, подошёл к ней, напустил на лицо дежурную, немного жалостливую улыбку. Нельзя было сказать, чтобы он был так же пьян… Он дёрнулся было обнять её в утешение, но, заметив, как Велмара напряглась всем телом от одного его намерения, не стал и пытаться.
– Здравствуй, Велмара, – мягко, но не заискивающе произнёс он. – Я Марвуль. Ты не помнишь меня, верно?
– Нет, – отрезала она. – И я не собираюсь оставаться здесь.
– Зато я пойду с вами, – повёл плечами Марвуль и указал глазами на выход. – Не возражаешь?
– Ладно, – сдалась Велмара, сраженная невинностью и искренностью его вопроса. Как-то автоматически она смерила нового знакомого взглядом и обнаружила, что он был молод, желтоволос, с выпирающим горбатым носом. Хоть он и был значительно ниже её, но вполне мог бы померяться с ней физической силой; сказать, имелись ли у него какие-нибудь еще способности, было нельзя. Но ум уже точно можно было внести в их число.
В последующие дни, проведенные в городе, Бенне старался не попадаться на глаза своей попутчице. На обратном пути это было невозможно, но Марвуль пытался сгладить все углы, и то отвлекал от мрачных мыслей Бенне, то болтал с Велмарой. В отличие от её наставника, южанин Бескрылую почти не раздражал, если забыть о его мерзком акценте, который иногда становилось невыносимо слушать. Он звонко картавил и пытался везде вместо «о» или «е» вставить «ё», из-за чего в его устах Велмара звучала Вёлмаро́й. Он мог говорить по-западянски, но только если себя контролировал, на что, похоже, на протяжении долгой беседы Марвуль был не способен. Велмара скрипела зубами, и иногда он внимал её немым мольбам, а иногда и оставался к ним глух.
В целом, стоило отдать Марвулю должное. Он не боялся говорить о вещах, которых Велмара не помнила, не называл её Бесой или Бескрылой, хотя и мог бы перенять эту привычку от Бенне, и прислушивался к тому, о чём она его просила. Бенне смотрел на него косо первые дни, однако позже, по-видимому, этот ревнивый дурак пришёл к выводу, что к южанину Велмара ничуть не более благосклонна, чем к нему самому.
Находиться в одной повозке с Бенне Бескрылой тоже было тошно. Раньше она хотя бы могла отстраниться от него, забыть о Бенне, как о предмете мебели, но теперь его существование висело над ней грозной тучей, а редкий взгляд дракона был также плох, как и его же упорные попытки в её сторону не смотреть. Бенне обращался к ней только по крайней необходимости, и то – не поднимая глаз от носков своих сапог. Он был уже больше безобидным, чем жалким, и Беса винила себя в том, что так сурово с ним обошлась… Но и то не слишком. Ей бы больше хотелось, чтобы ничего этого не было, и тем более, чтобы не было рядом Марвуля, который ей казался той ещё подколодной змеёй и сплетником, к тому же умным и осторожным, что придавало его слову остроту и меткость втройне. Если он что-то скажет не так, то весь Драконий Горб узнает и досочиняет такую историю, что от этих слухов ей ввек не отделаться. Её недовольство и смущение Бенне со временем пройдут, а вот болтовню длинных языков никакими силами не унять.
По возвращению домой первым делом она решила зайти к Замре, чтобы согласовать с ним свою отныне полную самостоятельность. К готовящемуся сражению она была готова, люди её уже никак не трогали в любых количествах, так что опека бескрылого западника становилась ненужной. Задержавшись только затем, чтобы зайти в свою келью и занести кое-какие купленные в городе вещи, она отправилась вниз, к горячему источнику. По пути за ней, конечно, увязался вездесущий Марвуль. Деятельный он был до противного – за то время, пока она дотащилась от повозки до своей пещеры и обратно к главному туннелю, этот прохвост успел засвидетельствовать своё почтение троюродному прадядюшке Калауле и его жене, захватил целую кружку какого-то пряного вина у своих приятелей из разведчиков, и теперь шёл поздороваться ещё и с Замрой и выпросить у него временное жилище, поскольку провести остаток зимы южанин решил здесь.
