Читать онлайн Михаил Манахов - Арест карбонария. Поэма в одиннадцати частях с прологом, эпилогом и послесловием
© Михаил Манахов, 2019
ISBN 978-5-4496-5675-9
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Посвящается моему отцу
Николаю Фёдоровичу Манахову.
Почто, мой друг, почто
Слеза из глаз катИтся?
А.Н.Радищев
Пролог
Гермес лукавый
По дороге бесконечной
Тройка бойкая спешит,
В ней ямщик седой неспешно
Песнь унылую бурчит.
Горизонт вовсю развёрстан.
Край пустынный, без людей.
И несутся вёрсты, вёрсты
Под копыта лошадей.
На полях покров невинный,
И куда ни кинуть взгляд,
Всюду снежные равнины
Белизной своей слепят.
Приунывшими лесами,
Вдоль обрывистых брегов
День и ночь несутся сани,
Пар валит от рысаков.
Воздух щёлкает морозный,
Шум столичный позабыт.
Слышен только скрип полозьев
Вместе с цокотом копыт.
Колокольчик оживляет
Снежный девственный простор.
Перекур. И продолжают
Кони с далью долгий спор.
Сколько их в дороге пало
Под безжалостным кнутом?
Кучеру заботы мало
Сколько их падёт потом.
Белым облаком охвачен,
Вдаль несётся экипаж.
Путь его на юг означен.
Путь его, а с ним и наш.
Через просеки, болота,
Сквозь свирепую метель
В тех санях несётся кто-то
Завернувшийся в шинель.
Что за дело в эту пору
От столичной суеты
Прочь лететь то вниз, то в гору,
Через ветхие мосты?
С тройкой той из Таганрога
В Тульчин генерал спешит:
Чернышев, опричник строгий.
Чью он там судьбу решит?
Лихо он, Гермес бывалый
Мчит во весь опор коней.
Пыл охотничьей забавы,
Мнится в беге тех саней.
Только ловчий не намерен
Бить пернатых и зверей.
Нет, удел его прескверен:
Мучить, гнать, ловить людей.
Кто-то в Тульчине рискует,
Кто-то там не за царя.
Царский сыщик след учует,
Упредит и арестует
Там смутьяна-главаря.
Встарь он под Аустерлицем
Адъютантом полковым,
Помогал царю и быстро
Стал в его кругах своим.
И в салонах по-гусарски
Фрейлин всех обворожил.
А потом посланцем царским
Пару лет в Париже жил.
Очень ловким был шпионом,
Документы воровал,
«Дезой» для Наполеона,
Кабинет его снабжал.
К женским ласкам благосклонный,
Веселился, не тужил,
А сестре Наполеона
Даже голову вскружил.
И с Парижем распрощавшись
Перед самою войной
Он, изрядно нагулявшись,
Вовремя сбежал домой.
Воевал вблизи Варшавы,
Партизанил, а в бою
Он стяжал чужую славу,
Выдавая за свою.
Да геройствовал подложно,
Жить хотел, не рисковал.
Лишь бравадой многосложной
Блеск свой в свете умножал.
Тем сумел расположение
Государево добыть.
Кто ж сравнится с ним в умение
Лестью ум заворожить?
Лихо сделает карьеру,
Генерал свет адъютант.
Был наперсник самый первый
Для царя сей confiant.1
После смерти государя
Новой власти угождать
Будет он. И в злом угаре
Заговорщиков терзать.
Николай же (тоже сыщик)
Разгадает суть его:
«Этот парень-ловкий хищник,
Съест и брата своего».2
И возьмёт его на службу,
Хоть, возможно, презирал.
Так дойдёт тропою кружной
До министра генерал.
Это всё ещё случится,
Календарь считает дни.
Жертвам никуда не скрыться,
Ведь не ведают они,
Что уже идёт по следу
Хваткий, ловчий-ловелас.
Что бесславную победу
Вырвет он и в этот раз.
В чистом поле ветер свищет,
Но уже теплеет: юг,
Тульчин. Там «злодеев» сыщут
И доставят в Петербург…
Глава Первая. Вестник смерти
Тройка Русь
Донос
Тройка-птица в снежном вихре-
Это Гоголь. Это Русь.
В дни страстей былых, что стихли
Я смотрю, не оторвусь.
В вихре снежном вестник смерти,
Первый акт грядущих бед.
Первой жертвой выбран Пестель.
И назад возврата нет.
С низкой целью в вихре стужи
Мчится к югу генерал.
Трону шаткому он служит
В лабиринте тёмных кружев
Государевый вассал.
Он везёт пакет секретный.
Там депеша: «В краткий срок
Должен быть полковник Пестель
Арестован и в острог
На допрос к царю отправлен.
В кандалах, аки злодей,
Под охраною жандармов
И ещё фельдъегерей».
С чем же связана тревога,
И какой в погоне толк?
Ведь прошло совсем немного,
Как хвалил царь Вятский полк.
Им же лично был назначен
Во главе того полка
Павел Пестель. Рыцарь мрачный,
Молчаливый. Свысока
Рассуждающий в беседе,
Но по службе терпелив.
Молчалив, суров. Не беден.
И к солдатам справедлив.
Тот же Пестель одобренье
Высочайше заслужил.
Под Бобруйском, на ученьях
Государь приветлив был.
– Точно гвардия шагает, —
Похвалил он Вятский полк.
Знал ли царь, что замышляет
Тот, кто в том строю прошёл?
Знал ли, нет, но в Таганроге
Обнаружится пакет,
Где донос лежал убогий,
На полковника навет.
Был же низкий доноситель
Командиру близкий друг.
А попутно расхититель
Полковой казны. И плут.
Про ночные встречи, сходки,
Про секретных целей план
Капитан донёс тот «кроткий».
Где там правда, где обман?
Скрупулёзно перечислил,
Поимённо указал,
Кто убить царя замыслил,
Кто его в сердцах ругал.
И, конечно, главным самым
Павла Пестеля назвал,
Тем сгубив. Но сам бесславно
Жизнь окончит: гость незваный
В грудь ему вонзит кинжал.
Нет предательству прощения
И однажды поздно, в ночь
Неизвестный ангел мщения
Выполнит обет священный
И затем исчезнет прочь.
Опасная забава
Царь, романтик по природе,
Знал про заговор давно:
Князь Васильчиков, тот, вроде,
Доносил, но под сукно
Положить доклад решает
Венценосный либерал:
«Не судья я им, мешает
Совесть. Так что генерал
Делу ход давать не будем.
Подождём, чтоб пыл угас,
Нас сама судьба рассудит.
Дело там пустое, князь».
•••
Между тем проходит время,
Пыл не хочет остывать,
Вольнодумства зреет семя,
Недовольных множа рать.
Вольнодумие покрепче
Многолетнего вина.
Только может ли облегчить
Жизнь свобода лишь одна,
Если жить не по закону,
А по прихоти своей?
Как же строить злу препоны,
Коль свободен и злодей,
Что скорее будет силой
Остальными управлять.
Те свободны лечь в могилу,
Раз не могут воровать.
•••
С тем ушёл в дела Европы
Царь от дум, что досаждали.
А в России санкюлоты
Конституцию желали.
Мнились им Дидро с Вольтером:
– Петербургу с русской Фрондой
Быть Парижа братом сводным-,
Так мечтали офицеры.
Только было их фрондёрство
То ли модною игрой,
То ль ребяческим позёрством
Скучной зимнею порой.
Между картами с шампанским,
Фейерверками балов,
Волокитством, дуэлянтством
И пустой бравадой слов.
Как-то мелко это всё же,
Эх, российская беда
Пустословием глупость множить
Да витийствовать года.
Пошумит, запив шампанским,
Речь свою смутьян со шпагой,
И затем в салоне дамском
Будет с этой же отвагой
Разбивать сердца красавиц
Звуками романсов томных.
Чтоб разбив, сей час оставить,
И опять шуметь в салонах.
Были те, кого обидеть
Император мог в сердцах.
Да и те, себя кто видеть
Мог лишь в роли удальца,
Якобинца или Брута.
Кто примерить сгоряча
Мог себе, на сцене будто,
Роль тирану палача.
Глава Вторая. Александр I
Император Александр Первый
На вулкане
Двадцать с лишним лет десница
Александра Русью правит.
Власть его гнетёт. Томится
В нём душа. Хотя восславят
Век его, триумфа полный
После взятия Парижа.
Ну а он в ночах бессонных
Смерти ждёт. Она всё ближе.
Знает он-кругом измена,
Молодые санкюлоты
Возжелали перемены
Власти. Ждут переворота.
А царя, хоть он всё знает,
Не страшит исход смертельный.
Словно он того желает,
Словно сам ждёт перемены.
•••
Офицерство тайно ропщет.
Побывавшие в Париже,
Захотели, как в Европе
Жить в России. Царь им: «Вы же
Уравнять в правах хотите
И дворян и мужиков?!
Полно, право, не шутите,
Где порядок без оков?
Вы быть может позабыли
Пугачёвщины разбой?
Здесь у нас не Пикадилли.
Русский путь особый, свой.
А какой, никто не знает.
И пока что, как вчера,
Этот лес заполыхает
От беспечного костра.
Не будите искрой пламя,
Не бросайте слов пустых.
Не ломать устои зданья,
Укреплять нам нужно их,
Просвещением народа
Благонравие взрастив.
Только так придёт свобода,
Всё иное-это миф.
Нужен вам закон с той целью,
Чтоб царями помыкать.
Чтобы праздность и безделие
Тот закон мог охранять.
Не взойдёт сия химера
На Руси. Помилуй Бог!
Без Царя исчезнет Вера,
Жизни праведной Исток.
Темнота страшнее рабства,
В тёмных душах не живут
Состраданье, сила братства.
Там разбойник или плут.
Нужно свет зажечь в тех душах
Веры пламенем, Христом,
Научить те души слушать,
Слышать сердцем. Лишь потом
И свобода будет благом
Для возвышенных умов…»
Вздрогнул царь. Под русским стягом
Шли полки. Их дружный рёв
Отдавался гулким эхом
В его царственных ушах.
Русский путь. Тут не до смеха.
С кем ты, русская душа?
В Смятении
Помнил царь, как якобинцем
Был и сам в младые годы,
Пребывая в роли принца.
О свободе для народа
Сам мечтал и строил планы
По его освобожденью.
Как отца считал тираном,
Как очнулся в отрезвленье
После ночи той кровавой,
Сделавшей отцеубийцей
Вдруг его, вручив державу
Молодому якобинцу.
Грех свершил он ненароком,
Не хотел, но окруженье,
Ослепив его подвохом,
Подтолкнуло к преступленью.
А свершив своё деяние,
Заговорщики лукаво
Александру передали
Трон преступный и кровавый.
•••
Александр, республиканец,
Президентом мнил себя.
Жил в стране, как иностранец,
Древних притчей не любя.
Тайный смысл богослуженья
Сердцем он не принимал.
Книжный мальчик Просвещенья,
Откровенья не читал.
Но в огне беды разлитой,
В том, двенадцатом году,
Православным неофитом
Стал. И тем отвёл беду.
В нём война тогда сумела
Силу духа испытать:
Взял француз Москву-сгорело,
Пол Москвы. Но не сломать
Русь. Народ объединился
На француза. И зимой,
Враг коварный притаился
Да попятился домой.
Вероломное вторженье
Бонапартовой орды
Пресеклось. И во спасенье
От немыслимой беды
Прочь погнал Наполеона
Александр Благословенный.
Вот ему уже поклоны
Бьёт Европа умиленно.
Стал он первым, кто доныне
Взять сумел врата Парижа,
Где король на гильотине
Принял смерть взамен престижа.
Но триумфа древних улиц
И сверженья Бонапарта
Слишком мало, чтоб уснули
Боль и грусть его утраты.
Им не снять греха той ночи,
Но как хочется. Как очень
К этому душа стремится,
Чтоб отцу живому, Отче!
В ноги пасть и повиниться…
Глава Третья. Предсказание
Мария Ленорман
Париж
В Париже, выше облаков
Царь Александр вознёсся славой.
Но мучил вид его кровавой
Толпы поверженных врагов.
Наполеон всегда спокойно
Картины смерти созерцал,
Но Александру было больно,
Смотреть, как кто-то умирал.
Пусть это враг, солдат мятежный,
Но он увы, едва живой.
Не враг уже тот, кто повержен
В войне, где кровь лилась рекой.
И даже посреди разгара
Весёлых дней после войны
Виденья смерти и пожаров
Из тёмной плыли глубины.
Балы, красавицы и речи
Не истребили сей кошмар.
И вот себя решил развлечь он
В тумане грёз гадальных чар.
В Париже был салон известной
Хромой гадалки Ленорман.
К ней царь пошёл, но если честно
Считал: гадание-обман.
Она гадала Бонапарту
И предсказала ему крах.
Тот с возмущением: «К чёрту карты!
Я разнесу Россию в прах!»
Изгнав гадалку из страны он
Свой план войны не отменил.
А Русь, подняв его на дыбу
Назад погнала что есть сил.
И он разбит, и он унижен.
На жалкий загнан островок.
А та гадалка вновь в Париже.
Другим уж прочит тяжкий рок.
И Александру захотелось
Развеяться от мрачных дум.
Узнать судьбу уж не терпелось.
С ним Чернышев, надёжный грум.
Царь сам был бог мистификаций.
И шутки ради вздумал он,
Переодевшись, в женском платье
Пойти в сомнительный салон.
Ведь от сестры Екатерины
Его никто не отличал,
Когда на светских вечеринках
В её он платьях зажигал.
Пророчество гадалки
И без свиты, с Чернышевым,
Скрыв свой план от остальных,
Вечером в салон пошёл он.
Видно чёрт попутал их.
Разузнает ли гадалка,
Что мужчина перед ней:
«Чернышев! Пари! Не жалко
Ста рублей? Седлай коней!»
Сумрак в комнате. И душно,
Свечи тусклые чадят.
Пляшут тени, словно души
Чьи-то грешные горят.
Стол стоит, сукном покрытый,
На столе колода карт.
Силуэт за ним, размытый.
«Посмеялся бы Лагарп,
Как его питомец юный,
Что Вольтеру был под стать,
Сел в салоне полоумной
На судьбу свою гадать», —
Думал он во тьме кромешной.
Похожие книги
