Ариец и его социальная роль - страница 5

Парадокс о равенстве людей, столь дорогой нашим современникам, должен уступить место принципу наследственного неравенства. Это важнейший вывод, и от него невозможно отстраниться с научной точки зрения».

Таким образом, круг замкнулся, ибо Лапуж сумел нажить себе врагов среди представителей практически всех значительных идеологических течений. При этом – и в данной ситуации, на наш взгляд, это самое важное – он был неисправимым романтиком, что только усугубило отрицательную репутацию в обществе. Его сочли просто взбалмошным аристократом, который намеренно эпатирует публику своими вызывающими фантазиями. Пьер-Андре Тагиефф в своей монографии «Цвет и кровь. Французские теории расизма» (Пер. с фр.: М., 2009) справедливо указывает, что не последнюю роль сыграл и литературный стиль изложения Лапужа: местами научный, намеренно тяжеловесный, иногда пафосно нравоучительный, а временами ернический и карикатурный.

На самом же деле, как это часто бывает в науке, злую шутку с ним сыграл его дар новатора и первопроходца, убежденного в своей непогрешимости. Из биологии он хотел создать нечто аналогичное новой религиозной системе ценностей, но публика была еще не готова к подобной постановке вопроса. И тогда его интеллектуальные экспрессии были сочтены опасными для нравственных устоев общества, а на фоне морального климата проигравшей страны этого оказалось достаточно, чтобы быть обвиненным во всех мыслимых грехах. Национализм в стане побежденных очень часто приобретает болезненные черты, хотя и апеллирует к возвышенным патриотическим чувствам. Особенно это проявилось во Франции, в которой единство языка и культуры считалось наивысшим признаком консолидации. А Лапуж оскорбил чувства французов, написав в своей книге «Общественный отбор» следующее: «Раса представляет собой совокупность индивидов, совместно обладающих определенным наследственным типом. Понятие расы относится к области зоологии, и только к ней. Поэтому аналогия языков не предполагает аналогии рас». Это совершенно современное и политически корректное определение расы. В связи с этим очевидно, что, одним из первых давая такую формулировку, Лапуж никак не может быть отнесен к числу вульгарных расистов в современном понимании. Но в конце XIX в. французы, считавшие себя едва ли не самой культурной нацией на Земле, вдруг узнали из уст экстравагантного маркиза, что их блестящее единство основано не на идеалах Революции, а на принципах зоологической классификации. Большего кощунства себе и представить было не возможно. В стране, всеми силами души жаждавшей военного реванша, Лапуж писал в духе футуристической утопии об обществе нового типа, созданного на основе биологических законов селекции: «Наконец-то исчезнет милитаризм. Значительная по силам армия сохранится в составе лишь нескольких сотен тысяч человек, как одна глобальная полиция. Придет эра социализма, но это, конечно, будет социализм, резко отличающийся от того, каким мы его себе представляем. Селекционизм будет применяться без ограничений, и средний уровень качества людей станет повышаться из поколения в поколение». За такой ход рассуждений Лапужа сразу же записали в откровенные «леваки» и «пораженцы». Кроме того, в атмосфере всеобщего декаданса никто не хотел повышать свой уровень, ибо всем и так нравилось упиваться праздностью и собственным ничтожеством, а этот «биолог» имел наглость публично и бесцеремонно вторгнуться в самые потаенные уголки души обывателя, рассказывая людям, как они плохи и несовершенны, да еще по сравнению с канонами животного царства.