Ария длиною в жизнь - страница 12

Иногда в класс к Гуго Ионатановичу заходил его бывший студент, замечательный баритон, солист Музыкального театра им. Станиславского и Немировича-Данченко Лев Морозов, чтобы подстроить голос, избавить его от ненужных наслоений. Певец не может жить без корректировки голоса. Без этого голос куда-то уползает. Я сам, когда уже работал в театре, неоднократно приходил к Гуго Ионатановичу, чтобы подстроиться. Мы, студенты, смотрели на этого певца с благоговением, как же – профессионал! У него был прекрасный бархатный баритон. И взрывной темперамент. Он мог сразу же зажечь всех. Мы с восхищением слушали его. Позднее он уехал в Ленинград и стал солистом Ленинградского театра им. Кирова (ныне Мариининка) К сожалению, жизнь его была коротка. Учениками Гуго Ионатановича был и Миша Егоров (солист Мириининского театра), и Петя Глубокий (солист Большого театра), и Саша Сибирцев (солист Пермской оперы, Народный артист РФ), и Анатолий Соколовский (солист Якутской оперы), и Володя Высокинский, принятый в Большой, но потом, по семейным обстоятельствам, ушедший из него, и многие другие, успешно служившие потом в разных оперных театрах Советского Союза.

Но вернемся к подготовительному отделению. В то время в консерватории студент подготовительного отделения уже считался студентом консерватории. В частности, по этой причине я избежал службы в армии. В консерватории в то время была своя военная кафедра. Мне выдали студенческий билет. Тогда был такой порядок, если студент после второго курса подготовительного отделения мог показать какой-то необходимый уровень, его без экзаменов переводили на первый курс уже самой консерватории. Если же возникали сомнения, то предлагали поступать еще раз на общих основаниях. Сейчас такого положения нет, все поступают на общих основаниях. Мне кажется, что это неправильно. За два года студента можно очень хорошо узнать, а не «покупать кота в мешке». За этот срок студент проявит себя и как талант, и как человек. В период моего преподавания в консерватории, был случай, когда одна студентка с великолепным голосом (и все об этом знали) после подготовительного на общих основаниях не поступила. Здесь были, вероятно, какие-то «подковерные игры». Она, конечно, потом была принята, но какой удар, какой моральный урон.

В отличие от моей учебы в школе, в консерватории я учился, как «зверь». Я не пропустил ни одной лекции ни по каким предметам. Я занимался очень активно. Притом, природный певческий материал у меня был более чем скромный. Некоторые студенты класса Гуго Ионатановича говорили ему: «Зачем Вы его взяли. У него же нет голоса». На что он отвечал. «Поживем-увидим. Цыплят по осени считают». Проучился я полгода. И вот наступил первый зимний зачет по пению. Проходил он в Малом зале консерватории. Этот зал, хоть и называется Малым, но на самом деле совсем не малый. Это он малый по сравнению с Большим залом консерватории. Все студенты очень нервничают. Один студент вышел на сцену, начал петь вокализ и медленно сполз под рояль. Потерял сознание. Вот до какого напряжения были взвинчены нервы. Нет, я под рояль не падал, и сознание не терял, но тоже «отличился». В классе я пел вокализы сольфеджируя их, т. е. с названием нот. Гуго Ионатанович был принципиально против вокализации на одной гласной. Он говорил: «Ведь в жизни вам придется петь со словами. Вот и учиться петь надо со словами, а вокализация на одной гласной приводит гортань в статичное состояние». Я четыре месяца пел вокализы с названием нот, все было в порядке. И вот, я выхожу на сцену петь зачет и… и пою, вокализируя на одной гласной. Гуго Ионатанович понять не мог, как такое могло произойти. Позднее он говорил: «Ну, я мог бы понять это, если бы мы хоть раз в классе попробовали петь на одной гласной, но ведь мы же ни разу так не пели». Вот, что такое нервы. К счастью, больше у меня подобных казусов не было. Правда, был еще один неприятный момент, связанный с нервами. В классе я пел нормально, спокойно. Но стоило мне выйти на сцену и при публике, то через несколько секунд пения у меня горло схватывал спазм. Петь так было уже невозможно. Одно глотательное движение, которое убирало этот спазм, служило спасением. Но на это нужно время. А музыка не ждет, идет дальше. И эта «дырка» в пении очень заметна. Притом, это случалось только в самом начале пения, потом больше не возникало. Я спросил у Гуго Ионатановича, что же делать. Профессор ответил, что единственным «лекарством» от этого являются частые выступления на публике, и направил меня в сектор практики консерватории. В то время очень были распространены Университеты культуры при ЖЭКах и при школах. Вот сектор практики и формировал группы из студентов, которые обслуживали эти Университеты. Я стал ездить по ЖЭКам и петь. И, действительно, через какое-то время эти спазмы перестали появляться. Больше эта проблема никогда не возникала.