Огонь горел в центре зала, отражаясь в тысячах осколков стекла, разбросанных по полу, словно маленькие звёзды.
Кристиан заметил: здесь было много людей.
Старики. Дети. Мужчины и женщины всех возрастов.
Они сидели у костров, читали старые книги, разбирали древние машины.
Люди. Настоящие.
Но словно поломанные временем.
Те, кто отказался продолжать войну за умирающий мир.
Его проводник – мужчина с лицом, скрытым старой маской – указал ему на место у огня.
– Ты искал Машину, – сказал он.
– Мы знаем. Мы видели знаки.
Кристиан смотрел в пламя.
– Я искал надежду, – произнёс он глухо.
Пустой покачал головой.
– Ты искал смерть.
Кристиан сжал кулаки.
– Что вы знаете о Машине?
Пустой молчал долго.
Только треск огня и шум дождя заполняли паузы.
Наконец он заговорил:
– Машина не была созданием спасения.
Она была створом.
Вратами.
Инструментом не для возрождения, а для очищения.
– Очистить что? – спросил Кристиан.
– Мир. От нас.
Тишина повисла, тяжёлая, давящая.
– Всё, что ты видел: мутанты, пустоши, погибшие города, – продолжал Пустой, – всё это не следствие войны. Это следствие Машины.
Кристиан отвёл взгляд.
Пламя отражалось в его глазах.
И в этом отражении он видел всё: уничтоженные дома, исчезнувшие цивилизации, бесконечный холодный дождь.
– И всё-таки… – выдавил он, – если кто-то овладеет ею… Разве нельзя… исправить?..
Пустой склонил голову.
– Ты хочешь починить сердце, которое было создано убивать?
Кристиан молчал.
– Нет, путник, – мягко добавил Пустой. – Машину нельзя починить. Она не сломана. Она действует в точности так, как была задумана.
Позднее ночью, когда лагерь погрузился в сон, а дождь за стенами театра всё так же безжалостно лил с небес, Кристиан сидел у костра один.
Он перебирал старую карту – ту самую, что нашёл в подземельях.
На ней был путь к Машине.
К Сердцу.
И теперь, впервые с начала своего странствия, он колебался.
Не потому, что боялся.
А потому, что впервые за долгое время ему пришла в голову ужасная мысль:
а что, если цель его странствия – не спасение?
Что, если он шёл не чтобы спасти мир…
а чтобы ускорить его окончательную гибель?
Пламя трепетало.
Дождь барабанил по крыше.
И в этом бесконечном шуме Кристиан вдруг понял:
путь вперёд – теперь не просто дорога.
Это испытание.
Не только силы.
Не только воли.
Но испытание его самого.
Его веры.
Его человечности.
Он закутался в плащ, затянул ремни на новой броне.
Сжал бластер.
Спрятал карту за пазуху.
И, не оглядываясь назад, шагнул обратно в дождь.
Впереди – только серое небо.
Только безмолвные руины.
Только вечный, безжалостный, свинцовый дождь.
И где-то там, в самом сердце мира,
его ждала Машина.
И вместе с ней – последний выбор.
Под тяжестью небес, покрытых обрывками фиолетово-серых облаков, Кристиан шагал по опустевшим улицам забытого сектора. Квартал давно был заброшен – по крайней мере так считали те, кто ещё интересовался кaртами мёртвых земель. Бетонные скелеты зданий тянули к небу изломанные пальцы, исписанные трещинами времени, а ветер носил по перекрёсткам горький запах ржавчины и праха.
Он шёл туда, куда вели его старые схемы – оцифрованные архивы допотопных времён, которые он изучал в одиночестве ночами, прокручивая в голове, словно обрывки забытого сна. Карты говорили о чём-то необычном. И Кристиан, ведомый упрямым любопытством, шагал навстречу неизвестности.
Когда он услышал крик – вернее, скрежет, будто металл разрывали живьём, – его инстинкты заставили его замереть.
