Арвеарт. Верона и Лээст. Том II - страница 6

«Ясно, – сказала Верона. – В таком случае – вне сомнения, – и добавила после этого, что анализ конкретной чашки будет не элементым и что вряд ли удастся выяснить природу происхождения: – Мы просто сделаем снимок всей поверхности чашки в одном из таких режимов, где любые следы на фарфоре отразятся контрастным цветом».

Таким образом, чашка с пионами тоже прошла анализ достаточно сложного уровня, и на дисплее возникла картина следов на поверхности. Отпечатки, кем-то оставленные, явно были – как и песчинки – «внеземного происхождения». Узоры являли собою исключительно тонкий рисунок из запутанных лабиринтов – однозначно нечеловеческих. Снимок был распечатан. Джина – почти рыдающая, прижала к груди фотографию, причитая: «О нет, не может быть!» – а Верона, простившись с Лиргертом, первой направилась к выходу, поскольку в душе надеялась, что отец уже написал ей.

Лээст на ту минуту уже расстался с сенатором, покинул пределы города и ехал в южную сторону, продолжая думать о дочери, о словах её: «Папа, папочка…» – и о том, что его любовь к ней – совокупность его перверсий – это есть его преступление, за которое он расплачивается. «Попытайся я абстрагироваться, – размышлял он с понятным отчаянием, – то можно сказать, что подобное – парадокс, причём любопытнейший. Результат порождает причину, ведущую к результату. Следствие превращается в исходную компоненту. Не знай я этого следствия, всё было бы по-другому, но теперь ничего не поделаешь… уже поздно на что-то надеяться… остаётся принять наказание…»

Трартесверн сидел в кабинете, слушал Лэнара Кридарта и ощущал растущую – глухую – тоску по несбыточному. Кридарт нервно рассказывал – о Вероне, о тех отношениях, что связали её и Лаарта, о смертельном заболевании, а сам он курил свои Marlboro и представлял себя умершим – представлял, как его кремируют, как выдают Кеате металлическую коробочку – стандартную, с его именем; представлял, как Ладара спрашивает: «А папа вернётся когда-нибудь?» – и думал: «Нет, я уеду. Я сейчас же уеду куда-нибудь. Настала пора расплачиваться. Иного я не заслуживаю…»

Через час, расставшись с помощником, он укрылся в своём внедорожнике, не зная, что делать дальше, не зная, куда податься, и просидел с четверть часа, в состоянии, близком к прострации, а затем достал деквиантер и перезвонил по номеру, с которого прошлой ночью ему позвонила девушка, которой он дал обещание, по сути – невыполнимое.

– «Ваш абонент недоступен…»

«Ну ладно, – подумал Лаарт. – Попрощаться, боюсь, не получится», – и, удалив ту запись, что была прослушана в «Якоре», поехал в сторону дома – по Кольцевой Приозёрной, с мыслью собрать свои вещи – взять только самое нужное и уехать прочь из Вретгреена.

* * *

Письма от Блэкуотера не было. Верона взяла медвежонка, села на стул и задумалась: «Лаарт допрашивал Хардвея. Значит, Хардвей каким-то образом оказался причастен к случившемуся. Значит я, исходя из этого, обратилась к нему за помощью, он меня спрятал где-то, а Лаарт с ним разобрался, но дело как раз не в Лаарте. Дело скорее в Лээсте. Он удалил мне память, забрал у меня деквиантер и забрал мой Volume Двенадцатый, потому что я что-то выяснила, а Лаарт – предлог, не более. „Мы с тобой поругались. Ты почему-то уверилась, что должна прекратить обучение. После этого ты сбежала, и экдор Трартесверн разыскал тебя. Мы опять с тобой поругались. И тогда я принял решение…“ Значит, Лээст „принял решение“, и я согласилась? Безропотно? Нет, это крайне сомнительно. Надо спуститься к Брюсу, попытаться хоть что-нибудь выяснить. Хотя вряд ли он знает что-нибудь. Я бы ему не доверилась. Пойти применить суггестию и выяснить всё у Маклохлана? Нет, не та ситуация. Если он знает что-то, то знает только поверхностно… так же, как Акройд и прочие. Лээст не допустил бы. Он сам их просуггестировал. А вдруг я успела как-нибудь оставить себе информацию?!» Сделав подобный вывод, Верона, с час или около, пыталась найти в своей комнате тайное сообщение, но усилия были тщетными. Без четверти пять – по будильнику – к ней постучался кто-то и послышался голос Лиргерта: