– А апельсины будут? – по-детски, спросила Анна и заплакала.
– Конечно, дуреха. Будут все, что ты любишь. Ты будешь сидеть на своей кровати, я на своей. И как всегда будем болтать о любой чепухе. И нам будет весело.
– Помнишь, как мы до утра проговорили о конце света?
– Да, ты еще сказала, что если не станет китов в океанах, зачем тогда вообще жить.
– Вот я дура. До сих пор думаю, что мир держится на трех китах, – рассмеялась она и раскашлялась.
– Тихо-тихо, лежи спокойненько. Не нужно эмоций. Смотри, я принесла тебе несколько йогуртов.
– Откуда? У тебя ведь нет денег. Покажи свои руки.
– Не нужно. Да, я была в ломбарде, заложила кольцо. За него дали неплохую цену. Нам хватит на целый Новый Год, – улыбнувшись, она наклонилась над бледным лицом подруги и поцеловала холодный лоб.
– Это ведь подарок…
– Подарки остаются в душе. А когда в животе урчит от голода, стоит подумать о еде. Ну, хватит о грустном, давай я приподниму тебе подушку, – она подняла подушку так, что Анна удобно могла сидеть, облокотившись о большую, набитую гусиными перьями, подушку. – Вот ложечка. Ешь. Тебе нужно восстанавливать силы.
– Аш, я не хочу есть. Меня рвало все утро от этих поганых лекарств. Посмотри, мне продырявили вену, – она показала темный синяк на руке.
– Медицинский персонал не сделает ничего плохого. Ты главное, слушай все, что они тебе говорят, тогда быстрее поправишься.
– Да уж куда еще быстрее. Это гиблое место, Аш. Полнея дыра! Кажется оно для обреченно больных нищих и малоимущих.
Ашната оглядела палату. Слева лежал старик желтого цвета, в нем жизни казалось, не было никогда. Сейчас же он был больше похож на мумию, которая пока еще дышит. По обе стороны от дверей лежали женщины. Их беззубые рты были отвратительно открыты. Слипшиеся ресницы и грязные руки, они тяжело дышали, в их груди что-то очень сильно клокотало. В воздухе висело облако смерти, которое высасывало последние силы у этих несчастных. Казалось, они лежат здесь не для того, чтобы бороться за жизнь. Их бросили здесь умирать, они никому не нужны. Но самое страшное то, что они оказались не нужны сами себе. Безразличие убивает быстро, оно даже быстрее ненависти и яда.
– Ну что ты. Главное, что врачи здесь такие же как и везде. Вот они, а не грязные стены, тебя подлечат здесь, и совсем скоро ты уедешь. Потерпи, моя дорогая!
– Я лежу у окна, ты заметила? Я настоящий VIP больной.
– Конечно, тебе досталось самое хорошее место. С видом на небо и красивый орешник. Глянь, он достает своими ветками до окна.
– В нашей комнате у окна лежишь ты, а здесь я. Может я пойму, что ты находишь в ночном небе.
– Да, я часто мешала тебе спать, могла просидеть с открытым окном полночи и наблюдать за звездами.
– И мне здорово сквозило. Здесь все равно заняться больше нечем. Буду и я следить за тем, как ночью зажигаются «небесные фонарики», как ты говоришь, – она улыбнулась и принялась лакомиться йогуртами.
– Анна, смотри-ка, я принесла тебе блокнот и ручку. Записывай все, что чувствуешь. Когда тебе захочется с кем-то поговорить, а рядом никого не будет, или это будет поздняя ночь, то просто пиши.
– Но я не умею писать. Даже курсовые крала… Болезнь оказалась очень кстати, от меня хотя бы на время отстали с этими вопросами.
– Не важно как! Главное пиши!
– Блокнот-то какой толстенный, сюда бы романы записывать, – держа в руке блокнот в толстом переплете, сказала Анна и положила его на тумбочку.
