– Хорошая вещь.
– Дарю! – широким жестом отвечал Бананан и даже запел вместе с пластинкой:
– Три-и ме-есяца зи-има…
Стул, на котором он качался, все-таки рухнул.
Крымов и Аркадий шли через душевую бассейна. Крымов был в плавках и плавательной шапочке, Аркадий в плаще и кепке.
– Яблочка хочешь? – для начала разговора спросил Крымова Аркадий.
– Нет, – отказался Крымов.
– Ну, тогда вот это держи, – протянул Крымову какой-то листок бумаги Аркадий.
– Что это? – довольно равнодушно спросил Крымов, разглядывая листок.
– Да вот автоматическое фото. Тебе подарок. Ты погляди его на досуге.
Крымов удачно сделал вид, что изображенное на листке его не слишком интересует.
– А что там с нашим генералиссимусом? – спросил Крымов.
– Да дерьмо дело, папа! – с печалью сказал Аркадий. – Чую, что сидит он плотно.
– Доставать надо, – с прежним равнодушием продолжал Крымов.
– Это легко сказать.
– Дать надо.
– Берут плохо…
– Много или боятся?
– И много, и боятся.
– А тут, сынок, жадничать нельзя. Сколько скажут, столько надо и дать. Богатые люди – особые люди, папа!
Крымов вышел из раздевалки в бассейн, глубоко вдохнул и нырнул.
Позже, уже у себя в номере, Крымов внимательно разглядывал фотографии, переданные ему Аркадием. Потом он зажег спичку и фотографии сжег. Потом разделся до трусов и встал на голову. Тут пришла Алика с красной железной трубой под мышкой.
– Привет! – сказала Алика.
– Здоро´во! – отвечал Крымов, не вставая с головы на ноги. – Что это у тебя?
– Подарок, коммуникейшен тьюб. Моднейшая вещь.
– Коммуникейшен чего?.. Не понял, – заинтересовался Крымов, кувырнулся и сел на стул.
– Коммуникативная труба, – пояснила Алика, – допустим, ты мне хочешь сообщить что-нибудь интимное…
Алика протянула ему конец трубы, а другой конец приставила себе к уху.
– Приводим трубу в «позишен намбо ван».
– Приводим, – довольно быстро освоился Крымов.
– Ты говори туда, я ухом сюда.
– Ну, давай!
– Так ты говори!
– Между прочим, – охотно сказал Крымов в трубу, – завтра три года как мы познакомились. Можно отметить, но нужно, чтобы было все как полагается. Знакомые с твоей стороны, с моей… Ну, с моей будут Альберт с Зоей. А ты кого позовешь?..
Алика сразу не ответила.
В нижней каюте морского трамвайчика – маленького, но юркого пароходика – музыканты тянули огромное, найденное там же, алое полотнище.
– Ребята, там наверху вроде снег опять пошел, – сказал негр Витя, просовывая голову в только что проделанную дырку в полотнище.
– Я что-то не врубаюсь, – засомневался Тимур, – на фиг нам вообще все это нужно?
– А дядька этот золотой нам денежку башляет? – спросил Густав.
– Башлять-то он башляет, жаль только, что наш Бананан ему все сдачу сует…
– А давайте мы в эту тряпку целиком завернемся, – предложил скрипач, – а то мы там наверху действительно все околеем…
Алика и Крымов, как маленькие, целовались в каком-то укромном месте у железной лестницы, ведущей на верхнюю палубу. Было видно, что над морем действительно идет снег. Пароходик потихоньку чапал вдоль берега, а потом свернул в глубь серого, безлюдного, зимнего Черного моря.
– Пойдем наверх, – прошептала Крымову Алика, – а то неудобно…
Алика стала подниматься по лестнице наверх, а Крымов задержался, вошел в пустынную каюту. В углу каюты его одиноко ожидал Альберт. Он протянул Крымову пачку фотографий, сделанных им в Ботаническом саду. Крымов поглядел фото:
– Ну что ж, ты, Альберт, не потерял форму. Мне это очень важно было знать.
