– А что вы насчет меня решили? – униженно поинтересовался Альберт.
– Я говорил с Аркадием. А он говорит, что ничего тут нельзя поделать, Альберт. Если ты не сможешь вернуть ему долг, то придется помогать нам. Я понимаю и сочувствую тебе, но если тебе так легче, то представь, что ты делаешь это не ради оплаты долга, а из личного расположения ко мне. Ради нашей дружбы. И начнем мы с контрабаса, Альберт. Ты понимаешь, мне в конечном итоге нужна не какая-то там скрипка, а именно ты, понимаешь, именно ты…
– Андрей, это жестоко, – совсем тихо и безнадежно пробормотал Альберт.
– А что тут поделаешь? – вздохнул Крымов. – Жизнь жестока. И не унижайся, Альберт, все равно ничего не изменишь. Это только испортит наши личные отношения.
– Личные отношения? – переспросил Альберт, а Крымов, ничего не ответив, ушел наверх. Альберт глядел ему вслед, а потом повернулся и побрел в другую сторону от лестницы на корму парохода. Там он сел на скамеечку и вскоре услышал, как наверху у рубки на верхней палубе начали играть музыканты. А потом запели. И Альберт узнал голос Бананана:
Сползает по крыше старик Козлодоев,
Пронырливый, как коростель,
Стремится в окошко залезть Козлодоев
К какой-нибудь бабе в постель.
Вот раньше, бывало, гулял Козлодоев,
Глаза его были пусты,
И свистом всех женщин сзывал Козлодоев
Заняться любовью в кусты…
Сидя на корме и глядя себе под ноги в палубу, Альберт продолжал слушать всю эту чертовню. А Бананан продолжал:
Занятие это любил Козлодоев
И дюжину враз ублажал,
Конец ознакомительного фрагмента.
