Рациональное – иррациональное
Итак, философская категория рациональности, даже и в расширенном значении, в котором она понимается в последние десятилетия, не охватывает и не проясняет панораму сложнейшего феномена реальности в той степени, в которой нам бы этого хотелось. Более того, динамика ко все более общему, аморфному и «рыхлому» определению рациональности, помимо очевидной неполноты этого способа репрезентации реальности, демонстрирует еще и все более проявляемую несостоятельность стержневого эпистемологического принципа выведения данной категории. Попытки «наведения порядка» в этом фундаментальном разделе философии и опорной системе координат популяции homo sapiens в Новейшем времени – только лишь за счет исследования истории становления, онтологического и собственно логического содержания, разработки множества классификаций выделяемых типов рациональности – к искомому результату, то есть к формированию подлинно инновационной эпистемологической платформы и обновленных магистралей цивилизационного процесса, не приводят.
В специальной философской литературе предельно общий характер рассматриваемой здесь категории и иллюстрируется через множество выделяемых исторических или логических типов рациональности. Таковы, например, идеальные типы эволюционно возрастающей рациональности, представленные известным философом и социологом Максом Вебером – от аффективной и традиционной к ценностной и далее к формальной рациональности; или историческая типология классической, неклассической, постнеклассической рациональности, разработанная известным советским философом и методологом науки Вячеславом Семеновичем Степиным. Кроме того, разграничиваются открытая и закрытая рациональность (В. С. Швырёв); рациональность сознания, деятельности, коммуникации; логическая, методологическая, социальная рациональность; индивидуальная, групповая, институциональная рациональность (И. Т. Касавин) и многие другие типы рациональности.
И даже в философии науки, предполагающей использование существенно более строгих дефиниций в отношении основополагающих «матричных» понятий – разрабатывались и продолжают множиться различные модели научной рациональности: например, индуктивистская (Р. Карнап, М. Хессе), дедуктивистская (К. Гемпель, К. Поппер), эволюционистская (С. Тулмин), «сетевая» (Л. Лаудан) и проч.. Собственно, отсюда и выводится последний по времени эпистемологический тезис того, что научная рациональность не может приниматься как высший тип мышления и деятельности, и тем более как образец для других сфер культуры и социума. Радикальные философы эпистемологического толка (П. Фейерабенд, Р. Рорти, Т. Роззак и другие) требуют «отмены» провозглашенного на исходе эпохи Нового времени наукоцентризма и признания равноправия научной, религиозной, магической и других типов рациональности. Как понятно из всего сказанного, главным аргументом к такой акции является отнюдь не глубина и доказательная сила вышеприведенных альтернативных способов постижения реальности, но очевидная слабость эпистемологического ядра самого понятия научной рациональности. Другим существенным аргументом, подтверждающим справедливость последнего тезиса является общепризнанный факт того, что так называемая универсальная, или «вневременная» рациональность, остающаяся неизменной во все эпохи, очень бедна по своему содержанию. Требования к понятию универсальной рациональности меняющейся от эпохи к эпохе, также были довольно аморфны, даже когда они относились к более строгому понятию логики.
