Аутизм и сознание. Альтернативный подход к проблеме аутизма - страница 10

При первичном осмотре физически соответствовал возрасту, был немного повышенного питания, рыхловат. Вел себя спокойно, был равнодушен к окружающему. Мимика была однообразной, жестикуляция бедная. Интереса к людям и предметам не проявлял. Речь понимал очень ограниченно, только инструкции бытового характера, типа: сядь, пойдем, одевайся. Визуального контакта не было, взор чаще был направлен вниз, глаза были почти постоянно полуприкрыты. Речь носила ярко выраженный эхолаличный характер, повторял речь окружающих, обращенную к нему: Пойдем гулять! – Пойдем гулять. Кушать хочешь? – Кушать хочешь и т.д. Игрового интереса не было. Игрушками манипулировал: стереотипно катал машинки, раскладывал кубики, складывал, как попало, пирамидку. При любом виде деятельности постоянно нуждался в стимуляции, сам интереса ни к чему не проявлял. Сколько-нибудь продуктивный контакт был не возможен, так как все вопросы только повторял, и было видно, что суть вопроса ребенку не понятна.

Как уже отмечалось, оба ребенка резко отличались от остальных детей с типичной картиной невротических и поведенческих нарушений, именно, наличием аутистической симптоматики. И в первом, и во втором случае было нарушено общение с окружающими людьми, отсутствовал визуальный контакт, отмечались странности, неадекватность поведения, что внешне проявлялось как уход в свой мир, который был очень явным в случае ребенка Н, но и ребенок С производил впечатление, погруженного в себя, за счет пассивности и отсутствия интереса к окружающему миру. Обращают на себя внимание различия как в анамнезе, так и в клинической картине обоих детей. Видно, что у ребенка Н аутизация стала развиваться на фоне тяжелой психотравмирующей ситуации уже после того, как у него уже сложилось представление об окружающем мире, и появилась осознанная речь. Поэтому, несмотря на все странности в поведении и типичные симптомы аутистического спектра, наряду с депрессивными и симптомами невротического характера, в отличии от ребенка С, он всегда прекрасно понимал, что его зовут так то, что он находится в данном месте, кто перед ним, что он делал какое-то время назад, что будет делать дальше. Он в пределах возрастной нормы ориентировался во времени и месте. Он мог вполне адекватно отвечать на вопросы, у него были сформированы понятия об окружающем мире. В то время, как ребенок С был полностью недоступен продуктивному контакту, он просто не понимал, где он, с кем, что происходит вокруг, а на обращенную речь, если и реагировал адекватно, то чисто рефлекторно, реагируя на знакомое сочетание звуков и слогов, а не на смысл.

Таким образом, можно сделать вывод, что в случае ребенка Н мы имеем аутизацию на фоне искажения (патохарактерологического) развития с массивными невротическими наслоениями, вызванного тяжелой психотравмирующей ситуацией на резидуально-органическом фоне.

У ребенка С патогенные факторы (по видимому, токсикоз во время беременности), хотя возможно отрицательно повлиял и ранний отрыв от матери, воздействовали на центральную нервную систему до того, как речь и начальное представление об окружающем мире были сформированы и, таким образом, в его случае аутизация шла на фоне недоразвития всех психических функций и прежде всего осмысленного восприятия действительности и речи.

Описанные два ребенка не посещали мою группу, о которой пойдет речь дальше. Ребенок С оставался вместе с мамой на попечении частного центра, с которым я сотрудничала в то время. С его семьей связь прервалась где-то в 2010 году, но мне известно, что у него к этому времени все сложилось более или менее благополучно, и он пошел в обычную школу.