– Смотри, что тебе принесли, пока ты спала… Кстати, почему ты не пошла на работу?
– Разве я не говорила? Я взяла отпуск. Кто их принес?
– Какой-то милый мальчик. Он назвался Денисом, а фамилию почему-то не сказал. Ты его знаешь?
– Знаю.
– Очень милый мальчик, – с нежностью повторила мать. – Ты только посмотри, какая красота!
Тамара Андреевна торжественно приблизилась к постели дочери и положила розы прямо на простыню.
– Они же мокрые! – сердито воскликнула Соня и подхватила цветы. – Смотри, все намочила.
– В тебе нет ни капли романтики, – с сожалением заметила мать. – Если б мне ранним утром принесли такие розы, я была бы счастлива исколоться о них в кровь.
Соня строго посмотрела на нее.
– Мама, я хочу, чтобы ты имела в виду. Ни эти цветы, ни этот милый мальчик ничего для меня не значат. Это пациент, понимаешь? Его родители попросили меня незаметно понаблюдать за ним. Так, чтобы он ни о чем не догадался. Поэтому не возлагай никаких надежд. И никому ни слова!
Тамара Андреевна нехотя переложила букет на стол и осторожно присела на край постели, машинально накручивая на палец выбивающиеся завитки на шее. Эту привычку Соня знала с самого детства, и почему-то она удивительно трогала ее.
– Значит, он болен? – сочувственно протянула мать. – То-то он показался мне каким-то грустным. Такой очаровательный мальчик!
– А какие у него плечи!
– Соня! Как ты можешь? Это же твой пациент.
– Но я ведь живой человек! Его тело вызывает у меня восхищение. И как у врача тоже. Что в этом плохого? Я умею держать себя в руках, не беспокойся. Он был не в шортах?
– Нет, в джинсах.
– Жаль. Ты бы видела, какие у него ноги… Почему самые роскошные мужики на поверку или шизофреники, или гомосексуалисты?! Невольно впадешь в отчаяние!
– Соня, эта работа делает из тебя циника, – предупредила Тамара Андреевна.
– Иначе в наше время нельзя. Лучше быть циником, чем наивным простачком. Съедят. Думаешь, мне легко сохранять за собой место в этой клинике?
– В каком смысле? – мать вздрогнула.
– В любом. Наверное, розы пора поставить в вазу? Ты не помнишь, что бросают в воду, чтобы цветы дольше стояли? Аспирин?
Мать грустно покачала головой.
– Кусочек сахара. Ты и к цветам относишься как врач.
– Я и есть врач. В первую очередь.
– А в какую очередь ты – женщина? В десятую?
Собрав цветы, она хотела было выйти из комнаты, но на пороге обернулась и скороговоркой выпалила:
– Сонечка, мне страшно за тебя! Не знаю, почему. Что-то недоброе ты затеяла. Может, тебе отказаться, пока не поздно?
– Нет, – Соня открыто взглянула матери в глаза, – ни за что. Если отступишь от задуманного раз, потом будешь пятиться всю жизнь.
Еще ни разу день не тянулся для Сони с такой тоскливой бесконечностью. Она перечитала накопившиеся газеты, теперь их было не так уж и много, помогла матери с обедом, сыграла с отчимом в шахматы и не заметила проигрыша, а день никак не мог разразиться звонком. Этот своенравный парень мешал ее планам, из-за него срывалась выгодная сделка. Соня швырнула на кровать приготовленную сумочку и бросилась к телефону. Но, сняв трубку, остановилась: «Он заставляет меня нервничать. Это недопустимо. Я решила, что все и впрямь пройдет как по маслу, но у него может быть своя тактика. Ведь чем-то он берет всех этих женщин…»
Ей тут же представились его крепкая и в то же время изящная шея, развернутые плечи, руки, от одного вида которых бросало в озноб… Мышцы его нельзя было назвать рельефными, но во всем теле чувствовалась такая сила, которой не хотелось сопротивляться. И, несмотря на это, Денис был до обидного слаб…
