– Церковь? Найдешь термос – залей чаю покрепче. Все же на целую ночь…
– Ладно…Мы все-таки сходили. К Николе, на Комсомольском. А в церкви праздничная служба, сегодня же праздник – Преображение Господне. Все несут фрукты святить: яблоки, сливы… Батюшка говорит: вот весной их еще не было, а сейчас уже созрели. Природа преобразилась. Бог предстал перед нами в истинном свете. Я три свечки поставила: за нас с тобой, за родителей и за Горбачева.
Кругленькая Кирка сторожила громадную колонну на «Баррикадной».
– Привет!
– Привет, ребята! – она сразу заулыбалась.
– Ничего, что мы опоздали? – Ось дежурно чмокнул подставленную щечку. Такой Кирки, по-походному ненакрашеной и в стареньких кроссовках, он никогда не видел раньше. – Ничего, что у меня лом?
– Откель вещь?
– Да от Сашки-дворника. Дали ему на бутылку, а он нам и лом, и лопату.
– Сразу видно, на серьезное дело идут люди, – Кирка подержалась за лом, как за живой… – А хочешь, Фро, я лопату понесу.
– Да ничего, Кирк, она не тяжелая.
– Ну, сумку давай.
– Что ж ты, две потащишь?
– Да заради такого дела…
Давящий, раздваивающий плечо лом словно бы сам тащил за собою Ося. То ли бык при оси, то ли ось при быке. Да и баррикадники замечали вначале лом и лишь затем – героического носильщика.
– Против лома нет приема? – припанкованный паренек с ярусами английских булавок на курточке.
– Если нет другого лома, – угрюмый бугай в бушлате.
На Горбатом мостике стояла нешуточная уже баррикада: шеренга мусорных баков, поддоны с кирпичами, груды ящиков из-под болгарских помидоров. Грозно торчали прутья арматуры в сторону предполагаемого противника. Венчал укрепление волглый триколор.
– Эй, с ломом, двигай сюда!
– Не, это он Павлова ищет.
Чем ближе подходили Ось, Фро и Кирка к Белому дому, тем больше народу ловилось на лом. Железо зажило своей жизнью, оторвавшись от Ося. Казалось, лом теперь высоко-высоко парит над Пресней, а народ, словно нитка за иголкой, взвивается в головоломную спираль…
– Ура! Мы ломим? – бородач-КСПешник.
– С ломом – на танк. Ну, герой… – ветеран – колодки в три ряда.
Тыльная часть Белого дома во всю ширь была затянута многосотметровым бело-сине-красным полотнищем. «Брокеры принесли, – пояснил кто-то, – с биржи». Над великанским триколором, в центре, торчал пучок начальников. Ось составил лом и лопату в форме перевернутой V и оперся на них, внимая ораторам: демократ Афанасьев, яростно работая квадратной челюстью, догрызал последнего гэкачеписта. Медленно сиреневеющий вечер близ фонарей был прострочен строчками дождя.
– Ну, что, нашли?
– Да нету его нигде! – Кирка досадливо махнула рукой.
– В таком бардаке разве найдешь кого-нибудь? – добавила Фро.
– А какой он из себя-то?
– Ну, такой, в тенниске… – Фро взялас у Ося лопату. – Да, в общем, никакой.
– Да мы ж его, милай, – добавила Кирка, – до сегодняшнего утра, почитай, и не видывали.
– Ну, и чего нам теперь с этим свитером делать?
– А вот насчет этого, – Кирка для убедительности даже потрогала Ося за руку, – будь спокоен.
– Успокоишься тут…
Суперменскую челюсть Афанасьева на трибуне сменила розовая лысина Станкевича. Толпа внизу бурно его приветствовала и с минуту слушала. Но толковал новый трибун примерно о том же, что и прежние. Поэтому слушатели стали отвлекаться, бродить туда-сюда и несознательно переговариваться. Иной закурил.
– О! Привет! – Фро расцеловалась с каким-то большеголовым, чернявым, не знакомым Осю.
