К родной десантуре генеральский уазик продирался как сквозь джунгли. Рязанцы притулились на погосте столичного долгостроя, в грудах мусора и зарослях лебеды. Построенных ротами ребят с четырех сторон прикрывали ровные шеренги БМД. Но ядовитое бардачное море уже захлестывало и этот, единственный в округе, островок порядка. Здесь москвичи невзначай разговорили механика-водителя, там не ровен час докричатся до ротного. Вот-вот забродит сусло. Только пива из него не выйдет. Слякоть одна – с привкусом крови…
– Товарищ генерал, наконец-то!
– А где тут у вас лобное место?
– Виноват?
– Да вот тут и образуем.
Генерал поднялся на бетонный блок – к трибуне отовсюду потянулись слушатели.
– Товарищи! – Щур поискал глазами злюку, но не нашел.
– Майор! – визгливо, по-женски. – Неужели вы будете в нас стрелять?
– Да он не майор, – насмешливо. – Он генерал-майор.
Меня линчевать собираются, а я, сука, о бабах. По месту прописки твоя злюка. Мужу-доценту дает.
– Генерал! Вы помните, чему присягали?
– Товарищи! – раскатил Щур во всю грудь. Ясно одно: надо кратко и четко. Размажешь – заткнут. Тут же найдутся и златоусты из толпы. Тогда пиши пропало: батальон потерян, приказ не выполнен. Секир башка тыбе, командыр…
– И повторяю, – закончил Щур, – десантники прибыли для взятия под охрану Верховного Совета РСФСР. Пока обстановка неясная – куда, что… Но задача уточняется. А если кто забыл…
– он сделал красноречивую паузу, – армия есть детище народа. Стрелять в народ она не будет!
Двое или трое слушателей вразнобой захлопали, тетка помахала над головой пестрой тряпкой – российским триколором, студентик еще продекламировал: «Долой хунту!» Но в общем и целом бой был выигран.
Щур спрыгнул на землю.
– Товарищ полковник! – громко, чтобы слышали все, обратился к комбату. – Приказываю: механикам – обслуживать технику. Остальным – оборудовать места ночлега, натянуть палатки, вырыть туалет.
– Сортир поглубже копайте, – порекомендовали из народа.
В толпе посмеялись и медленно, как бы нехотя, стали расходиться. Кто куда.
– И смотри, комбат, – тихо, только для своих уже, продолжал Щур, – по всему периметру выставишь парных часовых. Сменять – каждые два часа. Агитаторы сейчас – главная опасность. Батальон у тебя должен быть боевой единицей, а не бандой анархистов. Проследи.
На вершину государственной власти Щура вознесло впервые в жизни. И поэтому дух у него слегка захватывало: высоко! Но голова не кружилась, работала четко.
«Короля играет свита, верно…» – думал генерал, шагая вслед за Спинжаковым по запутанным коридорам Белого дома. В «команде» Ельцина Щур совсем не помнил людей. После смерти Сахарова там остались только голые функции. И не было ни одного заметного лица. Было разделение функций.
«Тут, если охранник, – Щур окинул взглядом полушария спины Спинжакова, – так уж это Охранник. Если тайный советник – генерал вспомнил холодную пядь Скатова – так уж это Тайный Советник, режиссер – Режиссер, вор – Вор. И так дальше».
Притом президентская свита была раздута до безобразия. Первых свитских генерал приметил еще за три этажа до президентского. Две тетки в крахмальных наколках вкатили в спецлифт крытый крахмальной салфеткой столик – так, что сразу стало ясно, для кого. А потом, по мере приближения к телу, всяких охранников, помощниц, вельмож, секретарш, постельничих становилось все больше и больше. И суету они производили несусветную. «Небось, думают, это у них демократия, – кривил губу Щур, – а это – говно».
