Авось, Небось и Кабы (сборник) - страница 19
– Нет, нет! Пистолеты не надо. И нож не надо!
Людоед спохватился, по лбу себя хлопнул.
– Это я по привычке… Я их сожгу, раз и навсегда!
Швырнул пистолеты в очаг, да прямо в огонь. И нож туда же. Раз за разом два выстрела… будто из пушки грохнуло. Горошинка уши пальчиками закрыла, а по пещере сажа с пеплом во все стороны разлетелись. Дым повалил.
– Всё. Больше они не выстрелят!
4
Ждали старик со старухой, ждали, а Горошинки всё нет и нет. Старик и в поле-то сбегал, да только зря. Насилу ноги обратно приволок.
– Охо-хо! Запропала куда-то наша внученька. Вон и солнышко уже закатилось. Как бы не заплутала где потемну?
Воротилась старуха в избу. Толкает старого в бок.
– Эй, дед? Ты чего это в темноте вечеряешь[31]? Хотя бы лампу засветил, что ли?
Поднялся старый с лежанки, принёс керосиновую лампу и фитиль поджёг. Грустные оба. Вздыхают. Так всю ночь и просидели, без сна… А Людоед с Горошинкой только-только из лесу вышли. У Людоеда на спине целый воз дров, да воз снопов с поля набрал. Тащит, даже не запыхался. Снопы – в овин, а дрова во дворе свалил. Возле дровяника[32]. Горошинка тоже не пустая, тоже снопы несёт.
– Я сейчас, – говорит, – только деда с бабушкой предупрежу. Чтобы не испугались. Жди тут покуда.
В избу вбежала и деду с бабкой прямо от порога на шею бросилась. «Ахи!» «Охи!» Целуются…
– А мы уж думали, случилось чего? Нет и нет нашей внученьки! Ну и слава Богу! Слава Богу!
– Только я не одна, – Горошинка говорит, – а с гостем.
– Мы добрым гостям завсегда рады. Веди своего гостя, нечего за порогом держать.
Глянь: а внучка за лапу какое-то чудище в избу ведёт. Кое-как в дверь протиснулся, а разогнуться не может. Как раз башка на чердаке под охлупнем окажется. На пол гость сел, глазами лупает[33].
Охнула старуха и со страху под лавку нырнула, только зад наружу торчит. А старик… «Чёрт, чёрт, чёрт!» Мухой взлетел на печку, кочергу перед собой выставил и из-за трубы выглядывает.
– Э, все-то меня боятся!
Махнул Людоед рукой, повернулся и – вон из избы. Сел посреди двора, ноги калачом, да как стукнет с досады по дедову чурбаку кулачищем. Тот и разлетелся на мелкие поленья. Сидит Людоед, из стороны в сторону раскачивается, голову руками закрыл. Тошно ему. А Горошинка бабку из-под лавки вытащила и уговаривает стариков:
– Бабушка… дедушка, вы его не бойтесь. Он вам худо не сделает.
Бабка со страху едва языком ворочает.
– Что ж ты, внученька, на ночь-то глядя эдакое страшилище в дом привела?
– Он только с виду страшный, а на самом деле очень-очень добрый.
Дед на печи так и подпрыгнул.
– Людоед добрый?! Он сколько скота в деревне порезал, не счесть. Хуже волка. Мне ли не знать!
– Это раньше было, дедушка. А теперь он прощения пришёл просить. Он дружить с нами хочет.
У Горошинки даже слёзы на глазах выступили. Старуха руками развела.
– Так нам его и угощать-то нечем.
А дед с печи своё ворчит:
– Он целую корову за раз сожрёт, не подавится!
Горошинка достала из-за пазухи скатерть-самобранку, на столе её раскатала и говорит:
– Гость к нам не с пустыми руками пришёл. С подарочком! Ну-ка, милая скатёрочка, угости нас и гостя нашего на славу! Гоп ля!
Глядят дед с бабкой и глазам не верят. От кушаний и напитков, от разносолов заморских стол ломится. А посреди стола – бочонок с медовухой! На бочонке так и написано: «Медовуха». И краник внизу, серебряный. Старуха руками всплеснула: «Ахти! Чуда-то какая!» Старик с печи быстренько слез, кочергу в угол сунул и тоже к столу.