Я сощурилась и самым строгим голосом, на который способна невысокая миловидная блондинка с ярко-голубыми глазами, произнесла:
— А вам, гражданин, что здесь надо?
О том, что он вряд ли даже знает такое слово, я не подумала. Мужичок стушевался, как-то сразу спрятал за спину топор и шаркнул носком лаптя.
— Так это, курица моя збегла! Поймать хочу.
— Курица? — наигранно удивилась я. — Ах, да, ку-у-урица. Рыжая такая? — сощурилась я.
— Агась, она самая! — обрадовался сумасшедший дед, снова покрепче перехватив древко топора, от этого движения меня пот прошиб, будто это меня пытаются тут зарубить.
— Так улетела она, — я направила взгляд вверх, где кроны вековых деревьев доставали, казалось, до самого неба.
— Как — улетела? — выпучил глаза мужик.
— Ну, как — как? Расправила крылья и ввысь взмыла. Во-о-он в ту сторону, может, на юг отправилась?
Дед озадаченно почесал бороду лезвием топора с характерным скребущим звуком, а потом зло сплюнул под ноги.
— От этой заразы и не такой подлянки можно ожидать!
Развернулся и пошел в ту сторону, откуда изначально появился. Я выждала для верности минут десять, пока лес снова не застрекотал, зачирикал и засвистел на разные голоса. Лишь тогда произнесла:
— Кура, выходи.
Тут же послышался шорох листьев, и среди них появилась хитрая голова птицы. Готова биться об заклад, что она улыбалась! Хотя по клюву и сложно что-то понять. Наконец она не выдержала и рассмеялась, правда, звук больше походил на кудахтанье.
— Улетела! — хлопала она себя по корпусу крыльями. — Взмыла ввысь! Вот умора!
— А что не так? — немного не поняла я. — Ты же птица?
— Птица, — гордо выпятила рыжеватую грудь она.
— Ну, так почему улететь не можешь?
Она даже смутилась от такого бестактного вопроса.
— Девица, ты головой случаем не ударилась? Куры не летают.
— Почему? — не поняла я.
Не надо сейчас считать меня типичной блондинкой из анекдотов. Но как городская до мозга костей жительница, которая с этими птицами имела дело только в супермаркетах в уже разделанном и расфасованном по лотками виде (об этом, кстати, я благоразумно умолчала, дабы еще больше не травмировать пернатую), я никогда не задавалась вопросом, летают ли куры. Да повода не было!
Спасенная ничего не ответила, лишь быстро захлопала крыльями, подлетев на пару метров, и снова опустилась на землю, охнув, когда приземлилась на больную лапу.
— Вот, не летаем мы, понятно? — строго спросила она.
— Да понятно, понятно. Что с лапой?
В заборе застряла, когда от этого умалишенного утикала, — пожаловалась та.
— Дай посмотрю, — я села на корточки.
Я все-таки врач, хотя и человеческий. И стоматолог. И все же первую помощь оказать ей я надеялась.
Пациентка недоверчиво на меня посмотрела, но лапу протянула. Я аккуратно потрогала все суставы и кости, убедившись, что ничего не сломано.
— Думаю, просто сильный ушиб, ничего делать не нужно, только несколько дней подержать лапу в покое.
Рыжуха склонила голову и внимательно посмотрела на меня круглыми глазами.
— Девица, а девица, — начала она. — А ты куда идешь?
— К Бабе Яге, — не стала отпираться я. — То есть к Ядвиге Никитичне, — спохватилась вдруг, что, возможно, здесь так о ней говорить не принято.
— А возьми меня с собой! Пожа-а-алуйста! Меня в лесу волки да лисы вмиг сожрут, а домой мне путь заказан, у деда кукуха поехала.
Я серьезно на нее посмотрела.
— А Ягу не боишься?
— А что ж мне Ядвигу Никитичну страшиться-то? Она волшебное существо резать точно не будет, она ж нас и охраняет. Ядвига Никитична — Страж закона и справедливости.
