– Может, и оттуда.
– Один?.. Аль еще кто с тобой?
– Может, один, а может, и еще кто со мной, – спокойно ответил Родион.
Он положил голову на полушубок, закрыл глаза. Но ему мешала бомба в кармане брюк. Он достал ее, приподнялся, посмотрел, куда бы положить, и наконец пристроил ее над собой, на полку, где стояла большая икона. Он еще раз посмотрел на Соломиных и сказал, подмигнув:
– Не трогать.
Снова откинул голову на полушубок, закрыл глаза и провалился в сон.
Прямая, как стрела, просека в тайге. Это Афонина дорога.
Дорога эта вела неизвестно куда, на звезду. Она тянулась уже версты на две. Большая часть ее была расчищена, дальше попадались пни, которые ждали лета. По этой дороге бежал Колька Устюжанин, шлепая по снегу подбитыми мехом короткими охотничьими лыжами.
Дорога кончилась, уперлась в тайгу. Здесь подрубал высокую ель отец Кольки – Афанасий, здоровенный, косматый, как таежный леший. От него валил пар. Он был в одной рубахе. Полушубок его валялся в стороне на снегу, а рядом с ним яростно урчала и извивалась огромная желтоглазая рысь. Она грызла, не отпуская, длинную жердину, которая была продета между ее связанных лап. Колька подбежал к отцу, коротко глянул на рысь, на отца, у которого из-под разодранной рубахи было видно голое плечо, исполосованное когтями зверя, на красные комья снега, которые, по-видимому, прикладывал к плечу отец.
– Поймал, однако ж, кошку-то? – кивнул Колька на урчащую рысь.
Афанасий, продолжая рубить, не оборачиваясь ответил:
– Три раза прыгала, стерва… Полушубок попортила…
– Ничо, Настька заштопает… Тять! – позвал Колька отца.
– Ну?
– В село сходить надо.
Афанасий продолжал рубить.
– Пропади пропадом ваше село!.. Хоть бы прорубиться отсюда поскорее!
– Надо, тять… Там человека жизни решить могут!..
– Кто?
– Соломины.
Афанасий, продолжая рубить, спокойно сказал:
– Эти могут… Что за человек-то?
– Неизвестный. Снизу пришел.
– Что за человек?
– Хороший человек.
– Снизу-то хороший?
– За Федьку-самоеда заступился. Его шкурки у Ерофея отнял, а Петруху ихнего об сарай мордой приложил.
Афанасий перестал рубить, впервые поглядел на Кольку. Протянул с некоторым восхищением:
– Ничаво-о! – Он накинул полушубок, встал на лыжи. – Бери кошку, пошли.
Отец и сын взялись за концы жерди, подняли рысь и быстро заскользили на лыжах к селу.
Родион храпел на лавке. Соломины все так же стояли вокруг, смотрели на бомбу, не понимая, что это такое. Острое любопытство разбирало их.
– Что это? – шепотом спросил Петр.
Ерофей и Василий молчали. Они постояли еще. Потом Петр, взглянув на спящего Родиона, на цыпочках подошел к иконе, взял бомбу и так же тихо отошел назад.
– Чижолая…
– Дай-ка сюда… – протянул руку Василий.
– Погоди, – отстранил его Петр, рассматривая бомбу. – Дырка какая-то…
Он боязливо сунул палец в дыру. Василий схватился за бомбу, но Петр вырвал, не дал. В это время во сне повернулся Родион. Петр испугался, стукнул бомбу о пол, бомба сразу зашипела, из отверстия полетели искры, она подкатилась к ногам Ерофея.
– Бомба!.. – с ужасом выдохнул Ерофей.
Он отшатнулся, а Петр и Василий тут же рванули к двери. Ерофей схватил, поймал Петра за шиворот.
– А добро?!
Петр схватил бомбу, и все трое, давясь в дверях, вывалились из избы.
Хитрый Василий остался в сенях и, прикрыв дверь, смотрел в щелку.
По двору мчался Ерофей, а за ним Петр с шипящей бомбой в руках.
– Отстань, сатана! – кричал Ерофей. – Бросай ее, тыдыть твою.
