Удивительно. Они не виделись с отцом почти пять лет, но тот сразу же узнал сына по голосу, почти шёпоту. Впрочем, Пайтор был единственным ребёнком в семье после того, как две его сестры умерли ещё в раннем детстве, и потому кроме него некому больше было назвать больного старика отцом.
– Да, отец, – пожимая иссушённую, почти окостеневшую кисть со скрюченными, негнущимися пальцами, отвечал юноша, не уточняя, что вернулся он всего на несколько дней.
– Как это славно!.. – проговорил старик таким тоном, словно собирался заплакать. – Поглядеть бы на тебя, сынок… Поди, совсем взрослый стал!
Пайтор уехал из имения в возрасте двадцати двух лет, так что он и тогда уже был совершенно взрослым человеком, но, кажется, воспоминания отца несколько замутнились. Впрочем, быть может, так он выражал обычную родительскую любовь, и для него сын всегда оставался обожаемым ребёнком.
– У меня теперь борода, – чуть смущённо усмехнулся юноша, поглаживая недлинную аккуратную бороду.
– Ты, наверное, настоящий красавец!
– Слуги наперебой твердили мне по приезде, что я – твоя точная копия.
Пайтор соврал. Никто не говорил ему ничего подобного. Слуги вообще словно одичали за последнее время, привыкнув к своему бесхозяйскому существованию, и потому встретили юного барина довольно настороженно. Но молодой человек и сам замечал, что очень похож на своего родителя. Разве что дородности в нём было поменьше. Хотя теперь, конечно, ни о какой дородности отца не было и речи – юноша, глядя на руку, лежащую поверх одеяла, понимал, что свободно мог бы обхватить её ладонью, словно ветку.
– Переполошились, поди, вороны?.. – удовлетворённо хмыкнул отец. – Поняли, что хозяин приехал… А то совсем распустились в последнее время!..
– Что же Жильронд не спустит с них шкуру? – нахмурился юноша. Он действительно не понимал – почему управляющий имением не наведёт порядок с прислугой.
– Жильронд теперь служит сеньору Дехорхи, – вздохнул старик. – Ещё с весны.
– Старый прохиндей! – сжал кулаки Пайтор. – Ни капли верности и благодарности!
– Он – свободный человек, сынок, – то ли оправдывая управляющего, то ли оправдываясь сам, проговорил отец. – Его воля – выбирать место получше. А наше имение сейчас в упадке.
Увы, Пайтор обратил на это внимание ещё при подъезде. Местные почвы были не слишком уж плодородны и требовали большого ухода, а когда такового не было – виноградные лозы быстро хирели. Когда-то вина имения Дегальда славились по всей округе. Отец, раздуваясь от гордости, припоминал случай двадцатилетней давности, когда большую партию вин у его отца, деда Пайтора, якобы закупили аж для императорского дворца. Теперь же всё было иначе. Виноградники выглядели неухоженными, умирающими. Как и их хозяин.
Род Дегальда был одним из старейших и родовитейших здесь, в Сирбении – сатрапии империи, протянувшейся вдоль Анурского хребта. Когда-то, ещё в детстве Пайтора, их дом был многолюдным и радушным. Была жива его матушка, сёстры, дед по отцовской линии, а также двое дядьёв по материнской, «доставшиеся по наследству» его отцу, как тот сам говаривал в шутку. Впрочем, жили они дружно, и оба дяди были отменными помощниками своему зятю.
Увы, как это часто бывает в этих краях, синивица унесла в одночасье почти всю семью, пощадив лишь сеньора Дегальда и его сына. И с тех пор поместье медленно, но верно увядало, подобно срезанному цветку.
