– Пожалуй, – согласился, продолжая икать вследствие недавнего приступа смеха, юный зверолов, – только твоя огромная рука того и глядишь раздавит эту миленькую, ой, то есть маленькую, кру-же-чку!
Тут Тимша вновь расхохотался, но сумел проговорить сквозь смех:
– И… смотри, не проглоти ненароком ложечку, она такая крохотная!
– Ничего ты не понимаешь. В Дювоне все так живут, – не найдя, что еще сказать развеселившемуся мальчишке, заявил Синигир, который почему-то никак не мог рассердиться на потерявшего всякую совесть зверолова.
– Так это в Девоне. А у нас – лес, – резонно заметил Тимша.
– Ладно, прекратим спор. Хоть тебе и смешно, однако попробуй это печенье.
Синигир хотел заставить зверолова восхититься хоть чем-то на этом злосчастном завтраке! Но сегодня день у охотника не заладился: не получалось с этим заносчивым мальчишкой вести себя гордо, как подобает знаменитому охотнику.
Зверолов, взяв двумя пальцами печенье, спросил:
– О! Еще теплое. Кто пек столь изысканное лакомство?
Ну, надо же! Кто бы мог подумать, что зверолову придет в голову такой вопрос? Охотнику пришлось закашляться и сделать вид, будто он не услышал незваного гостя, за своим безудержным весельем совершенно забывшего о том, зачем он пришел этим ранним утром в дом соперника.
Синигир налил чай из фарфорового чайничка и спросил:
– Так ты говоришь: видел меня еще затемно на лесной тропе?
Охотник с удовольствием отметил, что Тимше сразу расхотелось издеваться над ним. Синигир, уверенный, что сейчас узнает, что же все-таки хочет от него не умеющий скрывать свои чувства зверолов, даже позволил себе непринужденно хлебнуть чаю из миленькой маленькой кружечки.
– Да уж, говорю. Вернее, требую ответа. Что ты делал на моей тропе? – опомнившись, спросил юноша, хотя уже не сердито.
– На ней ведь не написано «тропа Тимши, зверолова»? – заметил Синигир и тут же пожалел о своих словах.
– Так значит все-таки ты! – возмутился зверолов, вскакивая с места.
– Я шучу. Все это… твой рассказ… я не воспринимаю серьезно. Ну, подумай: зачем мне тропа зверолова, почему рано утром я вдруг стану гулять по лесу?
– Да ты только что признался! – горячился Тимша.
– Я же говорю: пошутил. Не только ты можешь позволить себе отпускать остроты, – огрызнулся Синигир, в очередной раз отругав себя за неумение вести разговор с этим невыносимым Тимшей.
– Н-ее-т, – покачал головой зверолов, – ты проговорился. Ты был сегодня утром в лесу.
– Не был.
– Был!
– Не был.
– Был!
– Хорошо, – подумав немного, сказал Синигир, – давай поговорим как настоящие мужчины: серьезно и спокойно.
Это был первый удачный ход охотника за всю встречу. Во всяком случае, так он решил, потому что гость снова уселся и даже начал грызть печенье.
– Почему ты так уверен, что именно я ходил по лесу?
– Да ты только что сам признался!
– Я ни в чем не признавался. Мне не в чем признаваться, – возразил Синигир, – я по-шу-тил. Есть у тебя какие-то еще доказательства? Ты же шел ко мне, не подозревая о моих «признаниях».
Тимша взял, не глядя, еще печенье, сосредоточено, но удивительно быстро его съел и принялся за следующее.
– Доказательства? – переспросил он, наконец, проглотив лакомство, – твоя куртка из шкуры черного барса, какой нет ни у кого в Синем лесу.
– Да, черный барс встречается редко, и не каждый охотник может похвалиться таким трофеем, – приосанился Синигир.
Но зверолов тут же заставил Синигира вновь пожалеть о своих словах: юноша, взяв очередное печенье, спокойно заметил:
