– Ага, – весело прыснул я.
– Ну и что же, позвольте спросить, означает это совершенно неопределенное «ага»? – взбеленился поэт. – Попрошу дослушать до конца. И не делать скоропалительных выводов, в коих вы двое изрядно поднаторели с самой первой минуты нашего судьбоносного знакомства. Я настаиваю… – Дави нахохлился еще пуще. – Нет, я требую… Да, «требую» – весьма уместное выражение, – обращаясь сам к себе буркнул он. – Так вот я требую, чтобы мой поступок не приравнивали к воровству! Назовем это… – задумался тил, – неосознанной заботой о ближних, в условиях нарастающей смертопасности вынужденного положения. Или действием, непременно оправданным в силу сложившихся обстоятельств! Так же возможна совокупность обоих вариантов, – торжественно закончил витиеватую тираду поэт.
Над маленькой компанией, расположившейся вокруг огня, замерла неловкая тишина. Треск сухих ветвей в пламени отчаянно заполнял пробелы, отчего пауза казалась еще более комичной. По лицу Давинти было ясно видно, что тил не находит себе места в ожидании мнения товарищей. Мы с Тамиором медленно переглянулись. В глазах воина мелькали бешеные искорки с трудом сдерживаемого веселья.
– Только в интересах соратников, я полагаю? – нарочито серьезно пробасил белобородый, прыснул в ладонь и, не сдюжив, залился громким заразительным хохотом.
Я старательно терпел, не желая вконец обижать длинноухого приятеля, но через пару мгновений сдался и присоединился грохочущим смехом к потехе бородача.
– Что? – потерянно вопрошал сбитый с толку эльф. – Что вы хохочете? Что смешного опять отыскалось в моих речах?
Давинти понадобилась целая прорва смирения, чтобы дождаться, когда его друзья вдоволь навеселятся. Поначалу он безропотно терпел. Затем принялся оскорбленно надувать щеки. А спустя еще немного времени уже пугал неминуемой расправой за насмешки и потрясал тонкими кулачками.
– Для вас же, балбесов, старался. Неблагодарные, – ворчал он, подливая тем самым масла в огонь разразившейся забавы.
Поняв, что все его увещевания не имеют должного эффекта, эльф собрался с духом и на полном серьезе пригрозил сейчас же покинуть нашу компанию, не ведающую ни приличий, ни уважения к соратнику, чтобы скрыться в ночи подальше от незаслуженных насмешек. И если ему посчастливится вернуться в лоно более цивилизованного общества, непременно написать эпичную поэму, что будет выставлять нас с Тамиором в совершенно непривлекательном свете. В конечном итоге такие суровые доводы оказались нам с рыцарем не по зубам, отчего, насилу сдерживая рези в животе, мы, наконец, успокоились.
– Ладно, пора отдыхать, – с трудом выдавил белобородый, отирая рукавом слезы, проступившие от смеха. – Будем держать дозор, как всегда, по очереди, – уже более лениво буркнул он и завалился набок, пристраивая голову на локте поудобнее. – Как ты однажды говорил, Дави? «Кто у нас сегодня раздозорился?» – хмыкнул воин. – Так вот нутром чую, что раздозоришься у нас сегодня именно ты, – Тамиор еще раз хохотнул, прикрыл глаза и в следующую же секунду гулко захрапел.
– Я?! – с претензией в голосе воззрился на единственного бодрствующего соседа поэт. – Почему я? Учитывая силы, затраченные на то, чтобы привести вас двоих в здравомыслящее состояния после того припадочного веселья, меня положено вообще освободить от любых обязанностей.
– Разбудишь через три часа, – улыбнулся я, укладываясь возле кострища. – Сменю.
