Маринка бросила взгляд на Лизу и двух сестёр. Те не обозначили ни смущения, ни досады, ни оживления. Просто молча перевели скучающие глаза на Лёньку, интересуясь, выкрутится ли он из неловкости. Тот курил и глядел сквозь дым на сумеречные звёзды, делая вид, что мыслями пребывает на том же уровне и дурацкие шутки проходят мимо его ушей.
– Откуда ж такая тяжесть в маленьком инструменте? – не удержалась Катька. – Может, он свинский?
Тут мысли Лёньки помимо его желания отделились от звёзд. Он недоумённо вытаращил глаза на Катьку. Витька под общий хохот её решительно опроверг рассказом о своих боровах, проявлявших большое рвение в деле улучшения демографии.
– Вы не поняли, – перебила его Наташка. – Она хотела сказать, свинцовый!
Всем стало ещё смешнее. Видя, что разговор зашёл не в ту степь и уже темнеет, Маринка сильным щелчком метнула через забор окурок и встала.
– Всё, по домам, – сказала она. – Самогонка кончилась. И родители ваши сейчас вернутся.
Гости немедленно разошлись, заверив Маринку, что были рады с ней познакомиться. Наводить во дворе порядок пришлось хозяевам. После мытья посуды Маринка стала зевать. Глаза у неё слипались. Поэтому ругать Лёньку она не стала, а просто молча дала ему подзатыльник и поднялась к себе на мансарду, чтобы лечь спать. В окне сиял месяц. С полей веяло прохладой. С трудом найдя выключатель, Маринка вынула из комода постельные принадлежности, застелила кровать и прошлась по комнате, потому что при свете слабенькой лампочки та представилась более интересной, чем при дневном. Обои в углу топорщились и загадочно шелестели от ветерка из окна. Маринка решила утром заставить Лёньку заняться ими. В старом шкафу, который угрюмо и выжидательно занимал противоположный угол, стояли книги – Стендаль, Достоевский, Цвейг, Набоков, Шекспир. И ещё какие-то. Среди них бросилось в глаза странное название – «Циники». Эта книга была не очень объёмная, и Маринка решила на днях её прочитать. Ну, по крайней мере, открыть. Не успела она опять подойти к кровати и расстегнуть на джинсах ремень, как ей позвонила Женька.
– Ты где? – спросила она.
– В доме, на мансарде. Сейчас уже лягу спать. Ты чего звонишь?
Женька второй раз сообщила, что подала заявление об уходе с работы и дня через три приедет. Слушая её подробный рассказ о склоках и разногласиях на подстанции, а затем о скандале с Иркой, Маринка неторопливо разделась, щёлкнула выключателем и легла. Закуталась в одеяло. Безмолвная темнота, нависшая над таёжным краем, уставилась на неё жёлтыми глазами с недружелюбной пытливостью. Было капельку жутковато.
– Ну, что ты скажешь о своём брате? – спросила Женька, почувствовав, что её рассказ становится утомительным для Маринки. И чиркнула зажигалкой.
– Парень с характером, – был ответ.
– Так это ведь хорошо!
– Кажется, не очень.
– Но почему? У него проблемы, что ли, какие-то?
– Да, – сказала Маринка и обстоятельно поделилась массой своих впечатлений о жителях деревушки. Особенное внимание было уделено восточному танцу и разговорам вокруг него.
– Я всё поняла, – усмехнулась Женька, ворочаясь на своём скрипучем диване. – Ты думаешь, что мальчишки интересуются не девчонками, а друг другом?
– Да тут ведь и думать нечего! Лиза прямо сказала, что зря она так старается!
– Кто? Наташка?
– Да, разумеется! А она и вправду очень старалась! Была готова взлететь!
– Ну, это естественная потребность. А что касается слов этой ненормальной, то ты их просто неправильно поняла. Она подразумевала, что Лёнька влюблён в неё, поэтому у Наташки шансы отсутствуют.
