– Санёк, как думаешь, кто зараз съест больше пирожных – она или твои девки? – весело приветствовал Николай своего приятеля, протянув ему руку. Тот крепко пожал её. Улыбаясь девушке, сказал:
– Так, конечно, она. А если под самогоночку, то они, чтобы мать им уши не надрала! Кондитерские изделия отбивают запах спиртного. Здравствуйте, барышня!
Стряхнув крошки с правой руки, Маринка вложила её в большую ладонь отца Катьки и Наташки. Пожатие было слабым, но выразительным.
– Племянница нашей Таньки, – вздохнул Николай Геннадьевич. – К Лёньке с Москвы приехала, попечительство оформлять.
– Павловопосадская я, Марина меня зовут, – отрекомендовалась Маринка, достав из пакета «Парламент Лайт». Предложила. Односельчане взяли по сигарете. Мишкин отец дал барышне прикурить, затем продолжал:
– На рыбалку встала с первыми петухами! Вот тебе и москвичка! Может, ты и корову доить умеешь?
– Мне не спалось, – выдыхая дым, сказала Маринка. – Возле сарая стояла удочка, Лёнька спит, мне заняться нечем. Дай, думаю, посижу у реки Удрайки, на хлеб половлю плотву!
– Лучше бы червей накопать, – заметил Александр Львович. – Но ловятся и на хлеб плотвички с подлещиками, то правда. Ну что ж, садись! Подвезём. Мы сами в ту сторону направляемся.
Достав пульт, он нажал на кнопочку и открыл для Маринки заднюю дверь своего кроссовера. Но Маринка, коленом пихнув козу, которая потянулась к её пакету, отошла в сторону.
– Нет, езжайте. Охота пройтись пешком.
– Смотри, ведь до речки шесть километров, – предупредил Николай. – Топать больше часа! Пока дотопаешь, вся плотва уляжется спать. Рыба хорошо клюёт рано утром.
– Ничего страшного, я её разбужу.
Оба деревенских жителя посмеялись и сели в «Форд». Тот завёлся сразу, с пол-оборота, после чего взял неспешный старт и так же неторопливо двинулся в путь, покачиваясь на рытвинах и ухабах. Солнышко над тайгой уже поднялось. Докурив, Маринка погладила Пелагею, которая продолжала в упор глядеть на её пакет, и весело зашагала вслед за машиной.
Щебёночная дорога тянулась через поля, которые зеленели всходами ржи. Вела она до моста над рекой Удрайкой. Райцентр стоял за нею. Он был Маринке пока не нужен. За час дойдя до реки, она огляделась. Невдалеке, километрах в двух, стояла ещё какая-то деревенька, немногим больше Ершовки. Таксист накануне озвучил её название, но Маринка не сочла нужным его запомнить. Заметив возле моста, среди лоз, неплохое место для рыбной ловли, она спустилась к воде и, сев на обрывчике, занялась этой самой ловлей. Удочка ей была не нужна, да и рыба тоже. Собственно говоря, и ловли-то не было никакой – Маринка просто бросала в реку хлебные крошки и наблюдала, как небольшие рыбки-уклейки хватают их на поверхности. В тихой заводи, над которой она болтала ногами, этих уклеек было полно. Но вот по воде ударил голавль и двух из них оглушил хвостом, потом съел. Остальные скрылись. Этим рыбалка и завершилась, к большой досаде Маринки. Ей было лень разматывать удочку, да она и не знала, как ею пользоваться. Её расчёт был на то, что возле реки окажется рыболов, который подскажет. Но ничего подобного не было, и Маринка, выкурив сигарету, смирилась с мыслью, что ей придётся уйти не солоно хлебавши. Не очень-то эта мысль её и расстроила, потому что рыбок было ей жаль. Голавля, конечно, она бы вынула из реки с большим удовольствием, но едва ли он брал на хлеб. А если бы взял, то не утянул ли бы он её саму в реку? Вопрос был не из простых, потому Маринка решила не рисковать, тем более что уже становилось жарко. Поднявшись на ноги и взяв удочку да пакет, в котором остались лишь сигареты, она устремилась влево, к мосту. Что и говорить, рыбалка у неё вышла вовсе бесславная.
