Душа у меня нежная, а через этого гада ещё и нервная, не дай бог, станет, дёрганая.
Оглядел я себя, и что-то нехорошее мне привиделось. Ещё внимательнее оглядел, поподробнее. От этого «нехорошего» и «поподробнее» потеть усиленно начал, и мурашки вроде подзабытые шевельнулись, на моё предупреждение не реагируют, продолжают шевелиться, забоялись, как и я.
На всякий случай ковшиком, что для парилки предназначен, прикрылся, вдруг вцепится, тогда беда, полное надругательство над моим нежным, неокрепшим организмом произойти может. Нельзя этого допустить, никак нельзя. Я же жениться собрался, уже и о сватовстве подумывал, а теперь что? Ой беда, братцы, беда.
Хотел ковшик подвязать хоть чем, чтоб руки обе, все две, свободными были, а нечем. Что делать – не знаю.
Опять думаю, надо Витьку звать, чтоб выручал, ну не девчонок же, я же голый, а как звать, кричать – не докричишься, банька с толстых бревен срублена. Ага, придумал. Надо этого гада водой охолонить, он за порог предбанника выскочит, а я в это время дверь за ним закрою, ну и оденусь, а там видно будет. Беру ведро с холодной водой, отлил немного, чтобы одной рукой справиться, приготовился, духу набрал, приоткрываю чуть-чуть. Стоит, гад, караулит. Я водой в него хрясь, выскочил он из предбанника, я за ним, дверь быстро так захлопнул, доволен, хоть одеться можно. Да не учел я одного, что дверь в предбанник открывается внутрь, это в парилку наружу, только за одеждой потянулся, как дверь хрясь, и он стоит, уже оба глаза кровью налиты, холка до неба, кинжалы на лапах огромные, у меня на кухне таких ножей нету. Я тоже дверью хрясь – и уже в парилке, думаю, время-то идет, надо вспомнить, чем можно дверь припереть, что где стоит, я же первый раз в этой баньке, ага, вспомнил, там же лавка широкая стоит с одеждой, но дотянусь ли, чтобы дверь подпереть. Решил попробовать, деваться-то некуда. Опять взял полведра холодной воды, заметил – вода кончается, если такими темпами обороняться буду, и пот холодный смыть нечем будет.
Поскольку меня от нервного напряжения, то в жар, то в холод бросает. С трудом организм справляется с такими перегрузками.
А что, если его, гада, кипятком ошпарить? Он же тогда голый будет, слезет с него вся боевая раскраска, будем на равных, он голый и я. Потрогал воду, а чтоб не обжечься, с опаской, осторожно потрогал, чуть-чуть коснулся. Зря опасался, давно остыла, а жаль.
Но, как говорится, попытка не пытка. Приоткрыл дверь, стоит, гад, караулит. Я водою на него бабахнул, гад за порог, прижался я к двери, держу, а до лавки еле-еле одной ногой дотягиваюсь, дотянулся, а она ни с места, тяну сильнее, сдвинулась, пот опять с меня градом, то ли от парилки, то ли от страха. Дотянул, прижал к двери, доволен, аж заорал от удовольствия. Что съел меня, съел! Не на того напал. А гад бьется о дверь, да ничего у него не выходит. Давай, давай, стучись, так я тебе и открою. Сполоснулся, оделся, доволен, отдышался, повеселел, уже значительно повеселел. Хорошо отдышался полной грудью, вольготно.
Теперь я ого-го, теперь меня так просто не возьмёшь, не съешь. Хоть с солью, хоть без, теперь только выбраться, а там поглядим ещё кто кого.
Начинаю лавку потихоньку отодвигать, чтоб до своих докричаться, сделал маленькую щелку. Ору «Витька, Витька!», а там музыка играет, смех переливается, Витька вокруг девчонок «гоголем» ходит, обидно стало, как будто и нет меня вовсе. Думаю, ага, вон таз на гвоздике висит. Беру таз, ковш поддавальный и как начал колотить по тазу и орать «спасите, выручайте!». Первая оглянулась моя ненаглядная, не понимает, что там со мной, да видно, сердечко ёкнуло, подсказало.
