Воробей тем временем осмотрелся и, не заметив поблизости ничего опасного, стал быстро клевать свой трофей.
Ворона, придя в себя, наконец-то разглядела, кто это её так напугал: ишь ты, какое-то мелкое недоразумение. А тут ещё еда. Она решительно направилась к серому наглецу, но тот, похоже, окончательно спятил с голодухи и пережитых злоключений, растопырил крылья и полез в драку. Трусишка, струхнув, пустилась наутёк и юркнула за бак.
На другой стороне сидели три её товарки. Увидев взъерошенную Трусливую, они всполошились.
– Что? Кто? Кот? Мальчишки?!
– Хуже! Сумасшедший Воробей! Отлупил Кота, отобрал у него мясо, а меня чуть не заклевал!
Троица недоверчиво переглянулась.
– Думаете, вру? Сами посмотрите.
Четыре головы осторожно высунулись наружу.
Действительно, на крыльце без движения, с закрытыми глазами валялся Кот. Внизу Воробей доедал печёнку. Ну а недобитая жертва – вот она, рядом, трясётся от страха.
Заметив вороньи головы, Воробей решил, что его ждёт взбучка. Отчаянно чирикнув, он одним судорожным движением проглотил последние крошки, метнулся прочь через дорогу, в парк, и с лёту врезался в свежеокрашенную решётку. С истошным воплем отодрался от чугунных завитков, по пути вляпался в только что выкрашенную скамейку и пулей вылетел на площадь. Шлёпнувшись на асфальт, он ещё несколько метров проехал на хвосте и остановился перед самым носом изумлённого этим явлением Голубя. Тот сначала шарахнулся в сторону, а затем уставился на это всклокоченное чудо удивлённым глазом.
Толстый и глупый Голубь безо всяких усилий катился по жизни гладким колобком и был о себе самого лучшего мнения. В компании с другими голубями с утра сидел на центральной площади, поджидая туристов. При появлении людей надувался и, непрерывно гукая, качал головой, выпрашивая гуманитарную помощь. Единственная забота – не попасть под ноги. Толкаться из-за крошек считалось неприличным; еды-то навалом. Нет, конечно, если появлялась какая-нибудь посторонняя птица, вся стая мигом наваливалась на неё и гнала прочь. Делиться своим, пусть даже халявным, никто не собирался.
Голубь любил иностранцев. Умопомрачительная одежда, яркие наклейки, тысяча сортов самых разнообразных крошек; не то что местные – одна булка. Тут даже получить по хвосту заморским ботинком не унизительно, так как вслед за пинком завсегда следовала компенсация – сладкая печенюшка с обалденным запахом. Голубю ужасно хотелось за границу, где, если перекраситься, можно запросто стать знаменитой птицей. Вот только имя этой птицы он подзабыл.
– Ты кто? – спросил Голубь у Воробья.
– Павлин! – ляпнул тот первое, что пришло на ум.
Наступила пауза.
– Не веришь? Смотри. Перо серое, перо красное, а вот тут ещё синего немного, – прихвастнул Воробей, выставив напоказ перемазанные краской перья. – Э, да что с тобой говорить, темнота. – И улетел.
Вскоре по городу разнёсся слух о появившейся совершенно ненормальной птице. Какой-то особенной расцветки, а главное, без комплексов и тормозов.
Нашего героя эти сплетни мало интересовали. Вот если бы объявили о бесплатной раздаче хлеба.
Слухи же тем временем ширились, обрастая новыми, иногда самыми фантастическими подробностями.
Трусливая Ворона всем рассказывала, что лично видела, как этот Сумасшедший Воробей насмерть заклевал Кота (наверняка не одного), гнался и за ней, но, на её счастье, не догнал.
Глупый Голубь с умным видом изрекал, что Vorobej прилетел прямиком «оттуда», и есть мнение, он незаконнорожденный королевских кровей. Доказательство тому – цветные пятна. Голубь вращался среди иностранных ног; его слушали, раскрыв рот.
