— … — Антон резко выругался, и начал склоняться ко мне. Ближе и ближе, я чувствую его дыхание, между нами уже не сантиметры, а миллиметры.
И я закрыла глаза, готовясь к поцелую — если не поцелует, я его убью!
8. ГЛАВА 8
АНТОН
Тонкая белая полоса на щеке Маши давно стерта, а я все не могу заставить себя отодвинуться от нее. Как мальчишка себя веду, хотя даже тогда так не штырило. В юности другого хотелось — чтобы не ломались, и поменьше нежностей, просто чтобы давали и мозг не делали.
А Маша… черт, красивая такая, нежная. Свет фонарей падает на ее лицо, освещает слабо, драматично. Она глаза закрыла, не дышит почти, чуть дрожит в моих руках. Хочется и поцеловать ее так, как мое тело требует — жестко, впиться в губы, ее дыхание пить. Всю зацеловать, получить ее — доступную, нежную, податливую. Присвоить.
А еще хочется встряхнуть ее, и заорать: «Какого черта ты приехала ко мне? Мать твою, я же нормально жил, спокойно! А теперь…»
А теперь все через задницу.
Телефон тихо вибрирует в кармане, знаю — Лена. Звонит и пишет, пишет и звонит, а мне нечего ей ответить. Врать не вижу смысла — ниже моего достоинства сочинять что-то, чтобы потом быть пойманным. А правду сказать… какую именно правду?
Написал ей, что еду, а через пять минут скинул смс, чтобы не ждала. Ломанулся домой с намерением прикончить младшенького, если увижу, что он хоть пальцем тронул Машу. Машу, которая по возрасту именно Андрюхе подходит, не мне.
Наивная она, доверчивая и юная. Нельзя ее трогать, нельзя ее юность воровать. Не для меня эта девушка, ждущая, что сейчас я ее поцелую. А она ждет, губы приоткрыла, глаза закрыты, ресницы подрагивают. Приглашает меня, и я почти откликаюсь.
Почти…
Но вовремя одергиваю себя. Поцелуй — ерунда, но вряд ли для юной девушки он значит мало.
— Маша, — не сказал, а прохрипел, — осмотрись здесь, нужно фото сделать и твоему отцу отправить, как ремонт продвигается. Сейчас включу свет.
Отошел от нее — быстро, почти отбежал, и отвернулся. Включил свет, и стало легче, почти терпимо. Какие к черту поцелуи с юной дочерью друга, которую я помню маленькой девочкой?!
Нервно вытер лоб, обернулся к Маше. Она все также стоит у окна — я именно там ее и оставил. Атмосфера поменялась — свет яркий, глазам больно, вокруг пыль, мусор, пустые бутылки и пластиковые контейнеры сгружены в углу — это от бригады ремонтников осталось. И мне легче становится, я почти могу дышать, когда далеко от этой девчонки стою.
Ее глаза расширены, смотрит на меня не отрываясь, почти не моргая. Хоть не плачет, не обижается, а… кажется, возмущается. Или злится.
Черт, не понимаю я молодых девочек.
— А ты, оказывается, трус, Антон, — припечатала она. — Что, сдрейфил, да?
— Это было бы лишним, — ответил ей я.
— Зачем тогда начал, раз это лишнее? — тихо и зло спросила Маша.
— Я не…
— Не начинал, да, как же, — перебила она. — От Андрея силком утащил, сюда привез, и… Антон, ты помнишь, что я совершеннолетняя и не такая уж наивная? Я поняла, что ты хотел сделать, но ты именно струсил. Ты боишься, — неверяще произнесла она, и хлопнула в ладоши: — Боишься!
— Я уже сказал: это было бы лишним. Лучше сохраним дружеские отношения, — надавил голосом.
Маша вспыхнула. Глаза как у кошки, того и гляди зашипит на меня. Разъярилась так, как умеют только девушки, оскорбилась, и видимо, проклинает сейчас меня. Дьявол, я почти ее боюсь. Не узнаю ее — точно.
