Разгром здесь был полный. Оказалось, что в имении скопилось за час до нашего подхода до 1000 красноармейцев, расположившихся здесь на ночевку и застигнутых врасплох нашим ночным наступлением. Преследовать их мы, однако, не были в силах, и им удалось отчасти уйти от нас, отчасти распылиться по всему краю. Наутро, похоронив наших двух молодых павших добровольцев и забрав попавшиеся в наши руки трофеи, в том числе несколько пулеметов и хороших лошадей, мы двинулись вперед, поддерживая связь с Эйленбургом, вплоть до боя у мызы Самитен. Весь день и всю следующую ночь, не останавливаясь, мы продвигались вперед, не встречая по лесным дорогам сопротивления. После дождей предыдущих дней наступили сильные морозы до 15 градусов Реомюра. Дороги обледенели, и движение орудий, кухонь и обоза было весьма затруднительным. Часто приходилось останавливать всю колонну, чтобы вытащить из канавы орудие или подводу. Несмотря на эти задержки, колонна, сделав 80 верст в 2 дня, к рассвету 15 марта подошла к берегу реки Абау, южнее Туккума, потеряв связь с отставшей вследствие боя колонной Эйленбурга и не установив связи вправо с колонной Баллода, отставшей предположительно верст на 30.
На берегу реки Абау, благодаря распорядительности поручика Бакке>21, удалось окружить имение Фридрихсберг, где большевистский комитет укладывал свои архивы на подводы для бегства. Члены комитета защищались оружием, но дом был скоро взят добровольцами. В нем оказалось двое убитых, один покончил с собой, остальные были арестованы и переданы военно-полевому суду, который вынес шестерым смертный приговор, а двух оправдал. Этот комитет, как было установлено, руководил в свое время разграблением соседнего имения, причем арендатор и его дочь были расстреляны. Вещи убитого арендатора были найдены в канцелярии комитета.
На реке Абау отряд задержался до восстановления связи с Эйленбургом, который после удачного боя продвинулся вперед. На следующий (третий) день похода мы перешли реку и продвинулись на восток до станции Шлампен Московско-Виндавской железной дороги, на 16 верст южнее Туккума.
В нескольких верстах от этой станции оказалось единственное имение, в котором уцелел помещик. Он был своими рабочими допущен в члены коммуны, причем ему, ввиду его образования и лет, был предоставлен пост секретаря коммуны с правом пользоваться для себя и для дочери двумя комнатами в своем барском доме. По его словам, коммунистическое учение, вначале встреченное рабочими восторженно, потерпело полное крушение, когда рабочим было объяснено, что поросята, рождающиеся от их собственных свиней, не составляют их частной собственности, а подлежат раздаче равномерно между всеми членами коммуны. Коммунистам после этого не удалось восстановить своего влияния, и рабочие сами желали возвращения к нормальным условиям.
Из Шлампена русский отряд установил вновь твердую связь со штабом майора Флетчера, находившегося уже в Туккуме. Он вошел в город вместе с первой колонной и, узнав, что большевики только за несколько часов перед тем увели из туккумской тюрьмы значительное число интеллигенции и мелких собственников походным порядком, послал им вдогонку добровольцев, которые их нагнали и освободили. Но масса трупов, наскоро зарытых в городе и окрестностях, громко говорила о жестоком терроре, который господствовал здесь в течение двух месяцев.
