Подумай старик, кто они, эти пришлые тебе, и кто тебе те, с кем ты бок о бок всю жизнь прожил.
Рошл не в силах был стоять, он сел на землю, и его глаза устремились к небу. Там он надеялся увидеть ответ на вопрос, как быть. Он состарился сразу на двадцать лет и выглядел так, как будто у него впереди только одно конец пути. Корзина стала непомерно тяжела, он оставил ее там, в лесу, а сам, спотыкаясь, побрел в деревню. Увидев Рошла, все в деревне замерли – таким он не был никогда. Сгорбившаяся спина говорила о том, что она принадлежит как минимум двухсотлетнему старику. Ноги подкашивались с каждым шагом, грозя хозяину падением. Руки висели на плечах, беспомощно покачиваясь от движений всего тела, в абсолютно безжизненных глазах застыли слезы. Рошл вошел в общинный дом, уселся на скамейку и замер. К нему подошел Новах, обеспокоенный видом деда, сел рядом и спросил:
Деда, что случилось, почему ты такой, где грибы?
Рошл не отвечал, он смотрел в пол невидящими глазами, он не реагировал на слова внука. Новах повторил вопрос и взял деда за плечи. Рошл поднял голову, поглядел на внука и голосом, лишенным каких либо эмоций, сказал:
Собери весь совет, приведи всех сюда, а сам с остальными на реку иди, и не приходите, пока не позовем. – Новах ничего не понимал, но спорить не стал, он поднялся и вышел на улицу. Через несколько минут стали собираться все мужчины совета, они закрыли дверь в общинный дом, выгнав до этого всех, кто там находился. Двери дома открылись только поздно вечером, перед общинным домом собрались обеспокоенные необычностью поведения старейшины жители деревни. Из дома вышли все мужчины кроме Рошла, вид у них был такой, как будто они целый день дрова рубили без отдыха. Манурес сказал всем собравшимся:
У дальнелесцев беда стряслась, и мы решили отправить к ним на подмогу всех, кого сможем. Поэтому завтра все поедем, ехать надо как можно большему количеству мужчин, чтобы быстрее суметь вернуться.
На следующий день с самого утра к дальнелесцам отправились все молодые парни из деревни, с ними поехали пятеро взрослых мужчин. Они почти не разговаривали с молодежью, только раздавали распоряжения и торопили в путь. Как только последняя телега выехала из деревни, ворота были заперты, а все оставшиеся собрались в общинном доме и закрыли за собой дверь. Дети не понимали, в чем дело и постоянно спрашивали у матерей, что случилось. Те в ответ молчали и вытирали слезы, которые почему-то не переставая текли из глаз даже суровых мужчин.
Кирилл после очередного посещения крепости, в которой находилась его армия, ехал домой. Он пребывал в хорошем расположении духа. Все было хорошо, армия выросла почти до нужного количества людей. Подготовка, которую он проверял сам лично, была отличной, вдобавок ко всему его дочь скоро выйдет замуж, и за ней и всеми остальными его детьми будет кому приглядывать во время его отсутствия. Непонятная тревога появилась ближе к полудню. Она как то странно сжала его сердце, и так сильно, что Кириллу пришлось спешиться и немного полежать на траве, пока не прошла боль. Боль не спешила покидать его сердце, она как червь точила его изнутри, не давая расслабиться ни на минуту. Кирилл подумал, что он просто переутомился и возможно переволновался. Ведь совсем скоро ему предстоит то, для чего он собственно и пришел в этот мир. Он сел на коня и поехал домой. Через час пути его душа содрогнулась от неизвестно откуда появившейся тревоги, Кирилл поглядел по сторонам в поисках опасности. Ничего ему не угрожало, и он как-то сразу понял и сказал непонятно почему вслух:
