А теперь и пережидать не надо, ручей стоит. Хоть каждый день в карты играй – хотя бы таким делом заняты.
Похожи подружки на свой ручей. То сойдутся характерами, то не сойдутся. Только друг без дружки жить не привыкли. Мужей схоронили одна за другой. Тетя Клаша немного попозже. Бабушка даже успела ей позавидовать, но не всерьез. Они и ссорятся не взаправду.
Тетя Клаша погорячее будет. Бабушка повезучее – порой без единого козыря выйдет. На пятое или шестое везение как найдет на нее глупый смех, не остановишь. Хохочет, а тетя Клаша еще больше горячится. И так в дураках не любит сидеть, а еще бабушка вся заливается смехом. Тете Клаше возьми да приди в голову, что Манефа над ней по-злому смеется. Само, не нарочно вылетит обидное слово, а еще хуже – в ответ. Если я играю с ними, как-то улажу, разговором отвлеку. Без меня, бывает, и по домам разойдутся.
Наутро даже не вспомнят, из-за чего поссорились. Извиняться ни одна не пойдет. Да и не за что, честно говоря. Вот и начнут мириться, как умеют. Каждая по своему угору ходит и другую между делом зовет:
– Что делашь-то-о-у?
– Да та-ак, брожу, обряжаюсь… А ты чего делашь?
– Да тоже чего-то делаю… Грибницу из белых грибов сварила, приходи!
– Ладно, приду!
Отобедают как ни в чем не бывало. Разве хочется одной суп хлебать, даже из белых грибов?
Я, когда приезжаю, всегда с ними в карты играю. Придем к тете Клаше, она заладит:
– Ты уж, Марфуша, почаще заглядывай на Кулойские. Втроем-то играть веселее!
Оно и правда веселее. Вдвоем – кому карта идет, тот и не дурак. А втроем – оно хитрее сплетается.
Оказалось, дело не только в азарте.
Раньше они играли втроем. Кто был вместо меня, случайно узнала. Бабушка порой увлечется и под смешок выбросит пару шестерок или семерок в бито. Нечасто, но бывало такое. Теперь за ней глаз да глаз, я то и дело поглядываю. Она и сама себя смехом выдаст. Не выходит у нее обманывать, это азарт вытворяет. Я, видно, редко играю, не так ему поддаюсь. Вот и слежу, чтобы в бито мелочь не скидывали, набирались по-честному, крыли по-правильному. Порой и поймаю бабушку на мухлежке, куда без этого. Как-то раз тетя Клаша в горячке выдала:
– Вот, Марфа, молодец! Ты в другу бабку пошла! А что с этой взять, всю жизнь хи-хи да ха-ха.
Моя бабушка Устинья тоже с Кулойских угоров. И замуж пошла за кулойского, все по-людски. Жить пошла в его дом, на самый дальний угор. Видно, поэтому и перестали вместе в карты играть Манефа, Устинья и Клавдия. Дома далеко, а ноги уже не те. Все трое хромают, но больше всех тетя Клаша. Поэтому мы с бабушкой Манефой сами к ней ходим. Но, если пирогов напекли, зовем к нам и на чай, и на карты. И она придет, уважит нас.
Сидим как-то раз, чаевничаем. В картах на ничье разошлись, никто не в обиде. Сначала бабушка с тетей Клашей старое вспоминали, а потом за новости принялись. Тетя Клаша вон какую принесла:
– Слышали, нет? Лед задумали взорвать.
– Да не плети давай.
– Сама слышала, говорю тебе.
– А что это значит-то?
– То и значит. Мужиков собирать начнут.
– Мужиков-то зачем?
– Да разве одному под силу реку взорвать? Нешутейное дело…
– Да, может, на Широких сами управятся… до наших мужиков и не дойдет…
Я не понимала их спокойствия. Точнее, мне было непонятно их беспокойство, они что, не слышат?! Реку снова хотят взорвать! Если на то пошло… раньше надо было, слишком толстый лед нарос, много воды разольется – удержит ли русло? Мне казалось, в этот момент я одна думала о реке. Что за люди, скорей о своих домах думать. Не понимала, как вклиниться в странный, нелепый разговор.
