.
— Ормульв! — окликнул рыжебородого викинга один из северян. — Блир калдэре. Квиннэр бёр сэттес и лостеромме.[3]
— Фортэлль Асбьерн,[4] — даже не взглянув на пленниц, ответил тот.
Вскоре темноволосый вновь подошел к сидящим на палубе девушкам. Молодой воин, приносивший им воду, был с ним.
— Сто упп. Встаньте.
Пленницы испуганно переглянулись, стали подниматься. Затекшие от долгого сидения и холода ноги слушались плохо, стоять по качающейся палубе было непривычно. Любомира, у которой все еще кружилась голова, неловко ступила, покачнулась и едва не упала — вместе с Зорянкой, вздумавшей ее подхватить. Хорошо, что молодой северянин шагнул вперед, удержал обеих.
Был он едва ли старше Любомиры, сероглазый, светловолосый. Такой возмужает — не одно сердце девичье растревожит. Пока старший помогал Долгождане и Весне спускаться в трюм, он стоял и разглядывал пленниц, и в глазах его не было ни насмешки, ни похоти. Одно только любопытство.
— Ва хейтер ду? — неожиданно спросил он, тронув за плечо Зорянку.
Девушка вздрогнула, опустила голову.
— Ва хейтер ду? — снова повторил северянин и показал на себя: — Эк хейтер Халльдор. Ва хейтер ду?
— Он спрашивает твое имя, — подсказала догадливая ведунья. — Ответь, а то ведь не отстанет.
— Зоряна, — прошептала девушка и крепче стиснула руку Любомиры. Назвавшийся Халльдором воин попробовал повторить чужое, трудное для него имя. Вышло очень забавно.
Но пленницы даже не улыбнулись.
.
Пол в трюме был сырой и скользкий, но все же здесь было гораздо теплее, чем на палубе. И не так страшно, хоть и совсем темно.
Еще три заплаканных девчонки сидели в полумраке, тесно прижавшись друг к другу. Увидев Любомиру с подругами, они растерялись, не зная, радоваться им или плакать еще горше.
— Чем мне утешить вас, милые? — шептала ведунья, по очереди обнимая каждую из них. — Не подвластны мне ветры лихие и волны быстрые, да и судьбу изменить не в моей власти. Одно скажу: просите Великую Мать о милости, чтобы перекинула нить нашей доли на доброе веретено…
Макошь, Мать Великая, ты на земле повсюду, где есть жизнь, значит, и здесь ты сейчас с нами. Не покидай нас, не оставь заступничеством своим!
Девчонки прижались к ней, словно ища защиты, а она продолжала нашептывать, подбадривать, утешать. И чудилось Любомире, будто Богиня рядом, улыбается одобрительно, и от этой ее улыбки на душе светлее становится, а страх и отчаяние прочь отступают, все дальше и дальше.
Усталость постепенно брала свое, и пленницы вскоре уснули. Долгождана спала урывками, вздрагивая от каждого шороха, и внезапно в кромешной тьме услышала шепот. Сперва показалось, что он доносится из-за перегородки, за которой сидели пленники-мужчины, но вряд ли словенам вздумалось бы говорить на чужом языке.
— Эк сарам эй, Веленадоттир. — Голос, звучавший откуда-то сверху, походил на дуновение ветра, но Долгождана ни на миг не усомнилась в том, кому он принадлежит.
— Нэй, — так же тихо ответила Любомира. — Вердр ат ви сэм ма.
— Ва скаль вер, — прошептала темнота, и все стихло. Молодая ведунья еле слышно вздохнула. По нескольким знакомым словам Долгождана поняла, что темноволосый северянин предлагал подруге бежать и что Любомира отказалась.
— Почему? — едва слышно спросила она. — Из-за нас? Стоило ли, Любомирушка? У каждой из нас своя судьба.
Та ответила не сразу.
— Не могу я вас бросить. — Девушка помолчала. — Да и Снежка моя здесь, как ее оставить? Потому — будь что будет. Все же я не дитя малое, беспомощное.
