— Я есть готовлю, — на кастрюли указывает.
— Ты и не отвлекайся. Готовь и будь на шухере, — ослепляю её белоснежной улыбкой.
— Ладно, — наконец она сдаётся и откладывает половник в сторону. — Но пойдём мы в комнату Давида вместе, — заявляет. — Если нас поймают, то хотя бы получу за дело.
— Ты моя самая лучшая сестра, — чмокаю её в щеку и, убавив за неё огонь на плите, первой крадусь в комнату Давида.
Идея обыскать его комнату и найти хоть какие-то зацепки, чем он тут занимается втайне от меня, возникла у меня пару дней назад. Почему что он всегда запирается и пугается, когда я неожиданно вхожу.
Вначале я себя сдерживала и всячески отговаривала от этой идеи, ведь это вмешательство в его частную жизнь, но когда я честно решила спросить его, чем он занимается втайне от меня, он отмахнулся и сказал, что мне кажется.
Но мне-то не кажется! Я женщина, и я такие вещи чувствую с самого детства! И я могу с лёгкостью определить, когда меня выставляют дурочкой.
Крадучись заходим в комнату и молча разделяем пространство на две секции, взяв себе под контроль по одной. Киваем друг другу и начинаем искать то, что могло бы привлечь наше внимание.
Поначалу поиски не дают никакого результата, и я даже поникаю, решив, что у меня на почве беременности началась паранойя.
— Ничего нет, — объявляю и грустно опускаюсь на кровать. — Может, мне показалось? Это просто гормоны? — предполагаю, но самой не верится, что это так..
— Тогда это коллективно, — хмыкает сестра и садится рядом.
Наконец, спустя столько времени у нас с ней начали виднеться беременные животики. Теперь с первого взгляда видно, что мы не зря “лучшие сестры”. Мы забеременели одновременно почти. У обеих двойня. Обе встречаемся с лучшими друзьями.
Когда мама и папа решили удочерить двух малышек из детского дома, я была ещё ребёнком. Не очень во всём этом разбиралась и думала, что если они будут называть моих родителей мамой и папой, то значит, я непременно буду их любить.
Но… первый месяц после знакомства с близняшками был сложным. Я жутко ревновала и маму, и даже папу, который только появился у меня самой. И если бы не дедушка, то, думаю, не смогла бы я смириться с тем, что любовь родителей надо делить с кем-то.
Потом я решила с ними подружиться, но дружить с Ариной всегда было сложнее. Она всегда пыталась перетянуть внимание родных на себя и этим раздражала. С Мариной всё было легче. Она словно бы понимала, что мне сложно, и сама тянулась именно ко мне, а не к маме и папе.
Может, в этом причина, что я люблю одну свою сестру больше, чем другую. Она понимала мои чувства и помогала мне с ними справиться. И тогда, и сейчас.
— Чувствую себя параноиком, — признаюсь ей и откидываюсь на спину, разрешая себе полежать на кровати.
Та издаёт характерный скрип, но он меня не смущает. Но заинтересовывает Мару.
— Стоп! — сводит брови к переносице и несколько раз подпрыгивает на месте, слушая скрип. — Под матрасом что-то есть, — заявляет напряжённо.
— Что? — приподнимаюсь.
— У нас с Тимуром такая же кровать. Но она скрипит чуть иначе, — объясняет, вставая. Сгоняет меня с кровати Давида и приподнимает матрас. — Ноутбук, — оповещает, доставая его и демонстрируя мне.
Поджимаю губы и забираю у неё вещицу, помогая привести кровать в прежний вид.
— Надеюсь, это не его, — мстительно прищуриваюсь и, опустив ноутбук на постель, крышку открываю.
— Пароль, — тянет Мара и, отодвинув меня, печатает что-то в поле ввода. — У Тимура ноутбук не этой марки. А Глеб ничего не привозил, — говорит, клацая. — А пароль Давида подошёл… — поднимает на меня сочувствующий взгляд.
