— Кому ты
нужен? — Решил, наконец, Сфенос. – Мерзнуть в этой всеми забытой пустоши из-за
одного орка? – Он фыркнул, набираясь
храбрости, и все-таки приблизился к источнику звука.
Сначала орк решил, что видит просто кучу
тряпья, брошенную на снег, и только остановившись в двух шагах, разглядел тело.
Человечка лежала на животе, повернув на бок, и чуть запрокинув голову. Все лицо
покрыто гнойниками и не зажившими струпьями. Рот широко открыт, будто в крике.
Перед смертью она видимо сильно кашляла кровью, снег вокруг был густо забрызган
каплями, которые сумерки окрасили в черный цвет. Виден был только один глаз,
распахнутый, с остекленевшим уже, ничего не выражающим, взглядом. Кружащие
вокруг мошки снега, прикоснувшись к помутневшей склере, замирали, прилипнув к
ней, но не таяли.
Смерть
даже незнакомого существа (если только не гоблина) всегда была Сфеносу
неприятна и больно тревожила. Он с тоской посмотрел на странницу, закончившую
свой путь — вот так, не достигнув цели, и теперь уже без опаски ступил еще
ближе.
Под боком мертвячки лежал комок. На сравнении
с орком он был совсем крошечный и Сфен при желании, мог бы раздавить его одной
ногой. Кокон мурлыкал очередную мелодию и зябко подрагивал. Он был укутан в
одежду, словно капустный кочан и разглядеть, где начинается капюшон,
прикрывавший лицо, удалось не сразу. Только по меховой оторочке да по струйке
пара он понял, в какой стороне лицо и откинул капюшон в сторону.
Она
медленно, без страха подняла вверх голову и посмотрела на Сфеноса своими
огромными синими глазами. Так открыто, просто, с чистым любопытством, смотреть
могут только дети, потому что не знают еще об опасностях и бедах окружающего их
мира. Ребенок был совсем маленьким, худеньким и бледным, как любой человечек, к
тому же все лицо его было усыпано красными болячками, как у матери. Орк как-то
сразу понял, что это девчонка. В её взгляде уже было это, нарочито женское,
уверенное и снисходительное. Да, да, вот так глядят на сильных представителей
своих рас все бабы, будь их шкура хоть белой, хоть зеленой, хоть коричневой
(про ушастых, вообще можно не говорить). Вот и эта, только недавно научившаяся,
наверно, ходить, уже лупится на него своими наглючими зенками и думает, что
умнее всех.
Сфенос тяжко вздохну, как будто сейчас его
заставляли вынести за кем-то отхожее ведро. Не сказав ни слова, он сгреб
находку в пучок и аккуратно, чтобы не помять, сунул за пазуху. Глянув на мертвого человека, он задумался, а
не взять ли что-нибудь с неё? Но куртка той была маленькой, а сумки или узла он
не увидел. Сфен сделал большой шаг и, преступив тело, пошел по её следам в сторону
леса, размышляя по дороге: зачем наградил себя этой пискучей обузой?
Сначала от холодного свертка за пазухой
сделалось неуютно. На одежде человечки остался снег и, подтаяв, влага студила
кожу. Сфен прибавил шагу. Болото закончилось и теперь шлось легче. После
мерзлого месива, твердая земля под ногами, словно сама прибавляла скорости, и
орку казалось, что он несется со скоростью лошади. От движения он быстро
согрелся, и мысли его вернулись к найденышу.
Сфен забрал её не думая, просто инстинктивно
спасал ребенка от смерти. Потом ступив на след погибшего человека, орк
поразмыслил и решил: самым лучшим будет отнести её к родичам. Чем бы ни
руководствовалась безумная мать, отправляясь со своим выводком зимой на болота,
а тут ей точно не место.
