Бесценная жизнь - страница 6

Объяснения отца нисколько не показались девочке подозрительными и глупыми. Да и разве можно хоть чуточку усомниться в словах родного и дорогого человека, который никогда не обманет, не совершит иной дурной поступок! Иннокентий всегда делал для неё только хорошее, от него никогда не исходило что-то дурное или страшное. Так что есть ли повод сомневаться в нём? Нет. Кроме того, учитывая, что Горислава всегда воспринимала Светлану как солнце, дававшее ей силы и показывавшее верный путь к лучшей жизни, к тому, чтобы она выросла счастливым человеком с чистой душой и благими мыслями. Воспринимала как центр мира внешнего и её собственного, внутреннего, всегда восхищалась её добротой, трудолюбием, упорством, сияющей улыбкой, блестящими длинными седыми волосами, нежными и сильными руками, выступавшими на конечностях венами, в которых текла драгоценная кровь, благодаря которой Светлана продолжала находиться рядом с мужем и дочерью… Девочка делала всё, чтобы радовать свою маму и никогда не огорчать. Поэтому Горислава была готова поверить, и она с трепетом поверила словам Иннокентия. В её голову даже не смели варварски проникать мысли, полные сомнений, неверия и предположений, что он сошёл с ума от горя. Она впитала всё, что услышала, и перед ней снова открылся другая реальность, более приятная, чем предыдущая, начавшая своё существование после ухода Светланы, но менее приятная, чем самая первая, возникшая после рождения Гориславы.

– А как… нам с ней связаться? – полным надежды голосом спросила девочка, чуть плача теперь оттого, что душа её сумела обрести силы, чтобы противостоять армии всевозможных отрицательных чувств, давивших на неё, вдохнуть свободу, ощутить её каждым миллиметром своего существа и запеть в честь тяжёлой и сладостной победы в этом самом внутреннем бою.

– Я тебе позже расскажу. А пока подумай хорошенько о том, что я смог и успел тебе рассказать, пропусти каждое моё слово через себя как можно лучше. Тем более, я достаточно сейчас нагрузил твою бедную головушку. Но запомни: это наш секрет от всех вокруг. Никому не нужно всё о нас знать. Счастье любит тишину.

Голос старика трепетал, в нём улавливались нотки радости и облегчения, возникшие при осознании того, что Горислава поверила ему. Он полагал, что чем чаще он будет так или иначе напоминать ей о том, что она сейчас узнала, тем сильнее станет и её, и его вера в эту историю. А впрочем, это будет возможно, если Думцевы просто будут постоянно думать об этом. Это их правда и их реальность, а мировоззрение других людей Гориславу и Иннокентия нисколько не интересовали. Старик дал такой ответ не только из очередного желания проявить заботу по отношению к дочери и попытаться всё же отгородить её от злых соседских языков и глаз, но и потому, что пока не успел придумать, как девочка могла бы снова беседовать со Светланой. Его мозг оказался максимально перегружен и новыми нахлынувшими эмоциями, и различными мыслями, и ему следовало отдохнуть, чтобы потом снова как следует обдумать дальнейший план действий.

А Горислава после их разговора так и смотрела на могилу матери, будучи уже не поникшей, а будто воскресшей и воодушевлённой скорым возобновлением связи с мамой. С этого момента и до возвращения домой их голоса практически не звучали в стороны друг друга.

Вот и явилась долгожданная для девочки ночь. Но, несмотря на глубокую темноту и убаюкивавшую колыбельную августовских кузнечиков, Горислава ни на секунду не думала о сне, даже когда Иннокентий принёс ей, как обычно, стакан с тёплым молоком, к которому даже не притронулась, пристально следя за каждым отцовским движением и дожидаясь момента, когда он произнесёт первое слово, касавшееся волновавшей её теме. Тот ещё давно уловил эти знаки. К счастью для него, его мысли не были хаотичными, тяжёлыми, а дрожь на теле отсутствовала – у него уже имелся ответ на последний, тот самый вопрос дочери. Чуть кивнув ей в знак скорого возобновления разговора, Иннокентий направился в спальню, теперь принадлежавшую только ему, но куда Горислава приходила спать с того страшного события. Страх ночи, страх потерять в это время суток ещё и отца подкрался в детское сердечко и пустила свои грубые и острые корни. Старик сам находил поддержку в дочери, прижимая её к себе и тоже боясь потерять единственное сокровище, что у него осталось. Иннокентий взял с тумбочки раму с одной из последних фотографий Светланы. Она была сделана летом в год рождения Гориславы. Голубые и добрые глаза, устремлённые прямо на человека, смотревшего на неё, убранные в густой хвост волосы, потрескавшиеся тоненькие губы, застывшие в ослепительной улыбке, руки, занятые приготовлением десерта из творога и замороженной на зиму жимолости… А сидела Светлана точно там же, где сейчас сидела Горислава: за кухонным столом, а прямо за спиной располагалось окно с несколькими цветочными горшками.