Беседы с шахматным психологом - страница 16

– Потому что я сам не гроссмейстер, и мне сложно понять, о чем и как они думают.

– Мне кажется, вы лукавите.

– Гроссмейстер – это уже сложившийся организм, в большинстве случаев достигший апогея в своем развитии. Здесь уже трудно что-то менять, т. к. у каждого из них есть свои собственные психологические наработки, приведшие их к успеху. Если я подойду к опытному рыболову и начну ему говорить, что он – несомненный мастер ужения рыбы, но есть способы, которые приведут к еще большей результативности, думаю, он меня не поймет.

– А кандидат или мастер?

– О! Это самая благодатная для работы аудитория. Эти ребята все еще рвутся в бой, к тому же на них давит комплекс неполноценности.

– Какой?

– То, что они еще не гроссмейстеры!

– Опять вы шутите, профессор. Почему наши спортсмены не стремятся включать в свои команды спортивных психологов?

– Потому что мы всегда славились мастерством по совершению глупостей. Квалифицированный спортпсихолог в ближайшее время обязан стать незаменимым партнером всех известных отечественных спортсменов.

– Как же без них обходились Стейниц, Ласкер, Капабланка, Алехин и другие «классики» шахмат?

– Другое было время: мало гроссмейстеров, мало турниров… А может быть, они были психологически более устойчивы, чем мы теперешние?

– Вряд ли. Недаром Морфи, Стейниц и Пильсбери к концу жизни стали душевнобольными…

Г. закурил гаванскую сигару и задумался. Через несколько минут продолжил беседу.

– А как ты считаешь, почему Карпов и Каспаров так быстро закончили борьбу на высшем уровне? Почему в конце XX столетия они стали «пробиваемыми»?

– Достигли своего предела? – спросил я.

– Мне кажется, что они оба надломились в упорной борьбе друг с другом. Они напоминают мне великих рыцарей, которые нанесли друг другу столько глубоких ран, что продолжать дальше борьбу не только друг с другом, но и с другими рыцарями, им показалось бессмысленным. А ведь они были гроссмейстерами, как казалось, неисчерпаемого потенциала.

Г. посмотрел мне прямо в глаза.

– Поэтому я не работаю с гроссмейстерами…

– Меня всегда интересовало творчество Михаила Чигорина. Как вы считаете, он не стал чемпионом мира как раз потому, что не смог смоделировать свой «образ победителя»?

– Чигорин – это природный алмаз, который не прошел окончательной ювелирной огранки. Он начал играть в шахматы в 22 года и вскоре стал супермаэстро. А как тяжело он жил, сколько сил потратил на поиски меценатов. Россия приложила немало усилий, чтобы он не стал чемпионом… Нет, за доской трусом он не был! Просто он был сильно уставшим от жизни человеком…

Если ты хочешь найти супергроссмейстера без «образа победителя», то это Пауль Керес. Вот кому действительно не повезло! Его всю жизнь звали «вечно вторым». Он так и не смог подняться на Олимп, т. к. Ботвинник никого туда не пускал.

– А что Вы скажете о Ефиме Геллере?

– У него схожая судьба с Болеславским. Оба – выдающиеся аналитики, мастера кабинетной работы. Их трагедия в том, что они больше внимания уделяли шахматным фигурам, чем сопернику, сидящему напротив. Психологическая подготовка у них страдала…

– Зато Гиллер имел положительный счет с Фишером.

– Это лишний раз говорит о великом потенциале Геллера. Эх, если бы у него была психологическая устойчивость Ботвинника!

– Ботвинник, по-видимому, никого не боялся?

– Никого! Это была совершенная шахматная машина. Турниры он обычно использовал для тренировки, не слишком задумываясь о призовом месте. Зато в матчах он был неподражаем! Не пора ли нам перейти уже к другой теме?